Возле калитки Джейн обернулась и помахала ему рукой. Она стояла на фоне заходящего солнца, удивительно красивая и нереальная. Похожая на волшебный сон, который может присниться один раз в жизни».
Именно этой сцены в фильме, однако, нет — может быть, потому что сыгравшая Джейн израильская актриса Шэрон Брэндон не очень-то похожа на «волшебный сон».
Что касается юмора, то в заключительных сценах картины его уже допустимо назвать черным:
«По тюремному коридору в сопровождении надзирателя шел обросший, похудевший, прихрамывающий на одну ногу, Мераб. Навстречу ему провели какого-то курчавого марокканского еврея с ермолкой на голове.
Мераб посмотрел ему вслед, вытащил из кармана ермолку и тоже напялил на макушку.
Надзиратель открыл дверь камеры и впустил его внутрь.
По камере из угла в угол расхаживал мужчина с черными взлохмаченными волосами и диким взглядом.
— Шалом! — поздоровался Мераб.
Мужчина посмотрел на него волком и снова зашагал по камере.
— Завтрак уже был? А то меня в госпитале не покормили. — Мераб был настроен доброжелательно.
Тот опять ничего не ответил.
— А тут наша еврейская еда? — попытался разговорить его Мераб.
Сокамерник возвел глаза к небу.
— Да простит меня Аллах!
Он кинулся на Мераба, схватил его за горло, повалил на пол и начал душить.
Дверь распахнулась. В камеру вбежали двое надзирателей.
Надзиратели провели Мераба по коридору, открыли дверь и втолкнули в другую камеру.
Наученный горьким опытом, Мераб спрятал ермолку в карман.
В камере двое курчавых парней играли на полу в кости. На нарах, отвернувшись к стене, лежал здоровенный детина.
— Салям-алейкум, — поздоровался Мераб.
Детина повернул голову.
— Что?
— Аллах акбар, — сказал Мераб.
— Понятно. — Детина слез с нар и встал во весь свой огромный рост. На его груди сверкала шестиконечная звезда Давида».
Наверное, именно некоторая безысходность, ощущаемая в иных сценах, привела к тому, что «Паспорт» отнюдь не стал таким же любимым в народе фильмом Данелии, как большинство предыдущих его творений (исключая прежде всего еще более меланхолическую картину «Слезы капали»).
В «Паспорте» ощутимо и влияние перестройки, режиссерское желание соответствовать духу времени. Однако для Данелии, в отличие от большинства его коллег, это влияние не стало тлетворным, а обращение к злободневности не повредило художественности. «Паспорт» — тот редкий фильм последних лет существования СССР, который вовсе не воспринимается как мрачная весточка из времен, когда страна и отечественное искусство пребывали в глубоком кризисе. В год, когда Эльдар Рязанов снимал угнетающие «Небеса обетованные», а Никите Михалкову впервые серьезно изменил вкус в его опусе «Урга. Территория любви», Данелия выдал еще одно свое прекрасное произведение. Положим, не абсолютный шедевр, но уж точно добротное кино, к которому невозможно придраться ни в одном отношении. Перестроечные ленты уровня «Паспорта» были на вес золота — тем ценнее их место в истории и в сознании современного ценителя киноискусства.
Афиша советско-французского фильма Георгия Данелии «Паспорт» (1991)
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ДЕВЯНОСТЫЕ И ДАЛЬШЕ
«СОВРЕМЕННОСТЬ РЕШИЛИ ПОКАЗЫВАТЬ ГРОТЕСКНО…»
«Современность решили показывать гротескно. Но действительность обгоняла нас. И то, что вчера казалось перебором, сегодня становилось реальностью».
Вырванная из контекста, эта цитата Данелии даже знатоку его творчества не сразу даст понять, что речь идет о фильме «Настя» — том самом, который на первый взгляд выглядит самым сказочным, наивным и асоциальным творением режиссера. В действительности все, разумеется, отнюдь не так просто, как и с любой данелиевской работой.
История снятой в начале 1990-х «Насти» чем-то напоминает историю снятой в начале 1960-х «Я шагаю по Москве». Тогда, на пике «оттепели», все уважающие себя режиссеры стремились делать серьезное, правдивое, подчас суровое кино. Данелия пошел против течения, поставив жизнерадостную лирическую комедию по самому в хорошем смысле легковесному сценарию Шпаликова.
Теперь, на заре российского капитализма, дорвавшиеся до свободы киношники продолжали снимать в основном «чернуху», тем паче, что окружающая действительность давала в разы меньше поводов для оптимизма, чем во все предыдущие послевоенные годы. Осознанно намереваясь противопоставить что-нибудь этой эстетике беспросветности, Данелия вспомнил о читанной им когда-то в журнале «Звезда» повести Александра Володина «Происшествие, которого никто не заметил» (1966).
По преимуществу драматург, Володин прекрасно работал и в прозаическом жанре, и «Происшествие…» — замечательное тому подтверждение.