Георгий Данелия

Поэтому режиссер вводит в повествование расхожий сказочный мотив: Настя бескорыстно помогает незнакомой старушке, а та оказывается колдуньей и обещает девушке исполнить два ее заветных желания. А дальше — как у Володина: первое желание — стать красоткой, второе — вернуться в исходное состояние.

Лирическую линию Данелия сделал более последовательной и завершенной. Теперь понравившийся Насте парень (из Толи сценаристы переименовали его в Сашу) встречает ее и в обличье красавицы. Настя уверена, что при знакомстве он попросту не запомнил ее подлинную внешность вследствие обильных возлияний. Однако, когда в конце фильма Саша снова находит Настю в ее настоящем облике, он сразу узнаёт ее. Получилось так, что только два человека не заметили чудесного превращения Насти — ее мать и Саша: для них она оставалась красавицей в любом виде.

Кроме того, Данелия однозначно конкретизировал время и место действия. Если повесть и одноименный фильм Володина выдержаны в жанре вневременной притчи, то картина «Настя» — весьма точный портрет Москвы начала 1990-х.

«Вроде бы чистой воды сказочка. Но так ли это?! — восклицал Данелия в интервью. — Мы быстро все забываем, но я-то хорошо помню, что снимался фильм в трудное, страшное время, когда казалось, что в стране вот-вот начнется гражданская война. Войны, кстати, в то время шли в моей родной Грузии, в Приднестровье, в Средней Азии. В Москве улицы и площади были грязными, толпы людей торговали едва ли не в каждой подворотне. По проспектам привычно ездили танки и БТРы. Настроение в обществе было ужасное. На экране унылой чередой шли отечественные боевики, которые вовсю состязались с американскими в показе жестокости и насилия. Как быть в этой ситуации режиссеру? Окунуть зрителей еще раз в эту страшную реальность? Но это будет бесчеловечно. Не замечать ее? Но это будет нечестно…

Вглядитесь сегодня в “Настю”. Там есть эта горькая атмосфера времени. Есть военные, торгующие бензином. Есть пустые магазины, где, кроме ластиков, ничего не продается. Есть убогая хижина главной героини и префект, расположившийся в роскошных апартаментах. Есть танк, который тащит по городу трамвай ввиду хронического отсутствия электричества. Есть военный хор, вдохновенно поющий: “Вот возьму и повешусь, и меня закопают”. Наконец, есть шоковая сцена в метро, когда элита в смокингах на презентации неизвестно чего пьет шампанское и ест икру, а несчастные, голодные люди в проезжающей электричке прилипают к окнам, горестно наблюдая этот пир во время чумы…

Вот такое получилось “утешительное” кино. Другое дело, что сверх и помимо этого есть в “Насте” и кое-что еще. Есть вера, есть надежда. Есть светлый ангел, что ли. А откуда он каждый раз возникает в моих картинах — я и не знаю. Может, все дело в том, что сам я при всем своем пессимизме человек, в сущности, добрый».

«Светлым ангелом» фильма «Афоня» Данелия называл Евгению Симонову. В случае «Насти» ее аналогом стала Полина Кутепова. Юная актриса сразу же так понравилась режиссеру, что и у него возник соблазн утвердить Полину на обеих Насть. Но, поразмыслив, Георгий Николаевич все-таки взял на роль преображенной Насти красивую в общепринятом понимании этого слова Ирину Маркову. В отличие от Кутеповой, Маркова не пошла по актерской стезе: «Настя» стала ее второй и последней ролью (первая была в типично перестроечном фильме Виктора Волкова «Шоу-бой»).

Обе актрисы подобраны превосходно. Артистизм и обаяние Кутеповой позволили ей без всякого грима (дабы не подчеркивать природную миловидность Полины) создать образ смешной и трогательной героини. А присущая Марковой природная скромность (редкая черта у красавиц) заставляет верить, что перед нами все та же неуверенная в себе Настя, которая никогда не сможет привыкнуть к непрестанно оказываемым ей знакам внимания.

Словно опасаясь, что кому-то «Настя» покажется слащавой (в свое время подобными эпитетами награждали даже и «Я шагаю по Москве»), Данелия заострил действие везде, где это было возможно, лишний раз напомнив о том, что он не только лирик, но и сатирик, превосходно чувствующий время, в которое снимает ту или иную картину.

Едкими репликами, образами, кадрами Данелия старается заткнуть все «свободное» пространство в своей сказке. К месту и не к месту звучат новомодные словечки «приватизация», «инвестиция», «презентация», «спонсор»… Возникают мифические издевательские топонимы: улица Ивана Грозного (бывшая Клары Цеткин), совхоз имени Александра II, станция метро Махно. К этому перечню можно добавить сигареты «Дым Отечества», которые курит Саша.

А чего стоит диалог, доносящийся из штаб-квартиры Социальной партии, расположенной в одной из комнат коммуналки:

— …Я вам так скажу: сволочи — те, кто себе по два комплекта гуманитарного белья забрал, а идиоты — те, кто за это проголосовал.

— Господа, господа, мы же договорились, у нас консенсус…

— Да в жопу такой консенсус!

— Господа, прошу соблюдать парламентские выражения!

— Да ладно, какой парламент, такие и выражения…