Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Дорогой Роман Борисович,

Это письмо, добавление к первому — ответ Н. Н. Берберовой совершенно разочаровал Жоржа, улита едет... И вообще.

Так что полным ходом обратно к Вам. Ведь на Мюнхен Ж<орж> хотел, скрепя сердце, согласиться только из-за 200 долларов, но и они журавль в небе и неизвестно, не растащат ли наполовину и совершенно неизвестно, когда получатся.

Я очень рада такому обороту дела и с самого начала советовала предоставить Ницше издавать Вагнера, но деньги, деньги, деньги и немедленно на бочку! — против такого аргумента не поспоришь в нашем положении.

Берберова пишет, что дело не горит, думаю, между нами, что оно может и прогореть. Тогда, как Ницше. Опять же, и статья и портрет и внешность, за которой Ницше присмотрит талантливым глазом. Значит, по рукам.

На-би-рай-те. И шлите корректуру!

Посылаю Вам письмо, писанное Жоржем своей хладеющей рукой, сейчас же по возвращению из госпиталя.[1114] Из него Вам станет ясно, что он тогда решил презреть золото и серебро — в Вашу честь и, только написав письмо, спохватился и засомневался. Но сейчас и сомнений нет. Не осталось их.

Н. Н. Берберова пишет, что «от этого» Вам «никакой обиды не будет», да, но Жоржу была бы большая — т<ак> ч<то> все устраивается к лучшему, хоть в этом.

Жорж все еще лежит и улучшения пока никакого. Я так устала, что просто не понимаю, как еще дышу. И чем это все кончится? Конечно, смертью, но до смерти?

Нет ли каких сплетен и слухов для развлечения Жоржа? И напишите мне, пожалуйста, что бы Вы предприняли для спасения Жоржа — на моем месте.

Я только схожу с ума от бессилия ему помочь — этого, конечно, мало.

По-со-ве-туй-те.

Желаю Вам и О<льге> А<ндреевне> всяческих благополучий.

И. Одоевцева.

160. Роман Гуль - Георгию Иванову. 30 марта 1958. Нью-Йорк.

30 марта 1958

Итак, «бедный больной старик», вот Вам ответ от резвого юноши. Ответ стремителен и прям. Во-первых, весь инцидент с Цапайте Олухи Побольше Эквивалентов — исперчен. Я звонил Юрасову, его не застал, звонил Берберовой и сказал ей, что от Вас пришло письмо, Вы издаетесь в Н. Ж. И типографии уже отдан приказ — на-би-рать! Перед набором (сегодня) я все же заеду к типографщику (я с ним оч<ень> хорош) и поговорю о всяких мелочах, чтобы не было потом никаких осложнений. Для набора им надо знать, как они будут ставить стихи (на одной ли странице, или нет). Я хочу сделать так, чтобы там, где на одной надо — должно быть на одной, но там, где стихи короткие (восьмистишия, напр.), можно ставить и два стиха на одной. Одним словом, предоставьте мне, я в пределах возможного, сделаю все как для себя. Я типографское дело люблю, знаю, и у меня не очень плохой вкус. В частности, технически я преобразовал Н. Ж. (помните, прежние номера были совершенно американские, как кирпичи, без всякой тщательности к виду книги, к ее лицу). Страдаю (и М. М. тоже), что нам закон изуродовал обложку Добужинского, заставив на обложке дать и английское название (без этого нельзя рассылать по удешевленному тарифу, увы!). Но, в частности, мне обложка Добужинского — не оч<ень> по душе. Это все-таки летошный снег, эти ампиры нам сегодня не к лицу. Я бы сделал — проще, суше, современней. Но — со вкусом.

Теперь о делах. Стихо присланное я вставлю на место. Но Вы когда-то писали, что надо дать еще последний из Н. Ж. и одно из «Опытов»? Укажите точно, какие (из посл<еднего> Н. Ж. и из послед<них> «Опытов»?[1115] Дайте для точности заглавия, заглавные строчки).

Далее. Я забыл Вам написать о самом главном. Если б я не был такой дурак, то и о ЦОПЭ нечего было бы разговаривать. Ведь мы Вам не только пришлем 100 экз. Вашего сборника. Ведь мы же не с коммерческими целями издаем Вас. Весь тираж — 500 экз. — это Ваша собственность будет, а не наша. Все, что мы тут будем продавать, это — Вам, а не нам. Ведь вот как вопрос стоит. Так что 200 дол. (а м. б., 100) цопелкиных все равно к Вам придут. Ведь купят же тут, ну, пусть скажем 50 человек (примерно по 3 дол.) — вот Вам 150 дол. А некоторые будут давать и больше (богатые). Так что теперь я, сообразив все это, понял, что Цапайте Олухи — это было просто наваждение какое-то... Берб<еровой> я сказал сейчас по телефону, что инцидент исперчен, на что она ответила, «ах, как я рада за Иванова, как это хорошо, это просто прекрасно...». Отойди от зла и сотворишь благо. Но надо прощать всех, мой дорогой друг, надо любить всех (даже если у Вас болят зубы, как у В. В. Розанова), Бог с ними, некоторые ведь не могут удержаться хоть от к<акой>-н<ибудь> «интрижки поперек»... Так устроены.