Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Но теперь все отлично — тишь и благодать, а о Берберихе и вспоминать не будем. Ее «интрижка поперек» испортила мне много крови — замечанием вскользь: «в Нов. Журнале ничего не вышло, по их вине». Сказать это Жоржу я не решилась и чувствовала себя премерзко — ведь Жорж в это время лежал в госпитале.

Вашему вкусу он вполне доверяет и опыту тоже. У меня все-таки мелькнула маленькая мысль — хорошо бы на примерно 50 экземплярах поставить № и тем самым без лишних затрат, а просто вложив в них страничку с написанным Жоржем — от руки — стихо,* превратить обыкновенную книгу в библиофильски-люксовую, что благотворно отзовется на ее цене. И конечно, Вы сто <раз> правы — Ваше издание, не говоря уже о всем прочем, принесет долларов не меньше, чем Цапай.[1120] Тут, между прочим, не могу не обратить Вашего внимания на высокую незаинтересованность Жоржа, отрекшегося от предполагаемых благ Цапай, не зная еще, что Вы совмещаете идеально любовь с приданым.

Дальше по пунктам — о Смоленском пусть лучше кто другой — если можно. Этот самый гусь распустил о нас сплетню, что мы собираемся... в Москву, Москву, Москву [1121] и поручили хлопотать о столь щекотливом дельце Апельсинцева — через Эренбурга, который с Апельсинцевым даже и не знаком. Правда, весь этот вздор родился из пьяного спора Смоленского с Апельсинцевым, в чем последний нам и покаялся. Когда Ясперсов, Шестовых, Бердяевых [1122] ему не хватило в его философско-идеологических доказательствах, он, как утопающий, схватился за соломинку — «Они (т. е. мы) разделяют мои взгляды!», откуда и вся последующая постройка. Смоленский, успев протрезвиться, побежал в «Русск<ую> мысль» с сенсационным известием — «Едут! Едут все трое! В Москву!». Правда, Водов не так наивен, чтобы поверить, но все же, в особенности с болезнью Жоржа, эта история его сильно взволновала и обозлила.[1123] Я по дружбе, потому что Вы, духовидец Сведенборг, правильно поняли, что этим займусь я, собиралась даже покривить сердцем, «польсти, польсти Луиза!» [1124] — ведь все-таки хоть стиха — множественное от стихо, так, если не ошибаюсь? — и не стоят восторгов, я помню, что «ни один человек не достоин похвал, каждый человек достоин жалости» [1125] — особенно поэт. Вот я и собиралась, пожалев, похвалить, и даже пышно. Но сейчас что-то не хочется. И даже очень.

Теперь о Вашей статье, т. е. о Вас. Вам-то кажется — «я по ушам узнал его тотчас»,[1126] а я в ней показала только кончик ушка. Остальное — Жорж, саморучно.[1127] Зато ответ Рыжему Мерзавцу писала я — без всякого участия, кроме одобрения, со стороны Жоржа. И была мне наградой Ваша похвала. Кстати, раз уж на откровенность — статья о Мандельштаме тоже писалась в две руки. И — держитесь, сэр, — в стихах Жоржа не мало моего куде мэн'а* — многие из них тоже писаны в две руки. Вернее, пишутся Жоржем и даются мне для заканчивания. Но это — гробовая тайна, которую я доверяю Вам, как признанья знак.

Дальше — о Яновском. Я Вам не сообщила еще о моем ответе ему — оцените. Начав с благодарности за лекарство, вместо рецепта, я обещала «попросить Гуля заплатить Вам за него и за пересылку из гонорара за мои стихи в следующем № Нов. Жур.». Конечно, платить не надо, покройте хвостом. И дальше объяснила, что Вы наш общий с Жоржем друг и посвящение Вам от сердечной дружбы, а не от подхалимажа, что он, наверно, забыл, какие мы и что, по-моему, Адамович его расхвалил за «Челюсть» и даже навлек на себя «упреки читателей», поставив имя Яновского рядом с Сириным.[1128] Пожелав ему всего хорошего и не передав привета от Жоржа, я поставила точку на нашей переписке.

Думаю, что он нас теперь ругает, но я предпочитаю быть в хорошей компании в ругани, чем превозноситься с Берберовой.

О дальнейшем напишет уже Жорж, когда хоть немного поправится. Сейчас он, увы, еще очень слаб. Но об этом не стоит.

Посылаю Вам еще одно стихо, навеянное, но Вы и сами поймете, что, зачем и почему.

Желаю Вам и Ольге Андреевне веселой Пасхи и вообще всяческого веселья и приятности.

Ваша И. О.

* Ваше, Ваше и никто на «стихо» покуситься не смеет.

<Приписка рукой Г. И.:>

Обнимаю Вас, дорогой Р. Б., и очень благодарю за все. Очень. Поцелуйте ручки Ольге Андреевне (по слабости ума — едва не прибавил «от нас обоих». «<Разжижь?> Ум», [1129] был такой орган печати в былое время. Вот бы мне теперь в редакторы.

*Coup de main (фр.) — помощь.

162. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой и Георгию Иванову. 12 апреля 1958. Нью-Йорк.

12 апр. 1958