Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Далее. Я очень тронут Вашими заботами о книге. Оказывается, Вы это любите, оказывается, Вам вовсе не наплевать как и кто напечатает, оказывается, Вы хотите и бумагу — такую-то, и шрифт — такой-то и вообще — любите это. Ну, слава Богу, что Вы хоть это любите и не хотите сжевать это, как «вчерашний пирожок».[1116] Прекрасно. Образцы бумаги и обложки я Вам пришлю. Надо будет, конечно, учитывать, что обложка в две краски, портрет и все пр. это будет удорожать, но я думаю, что я сговорюсь с Раузеном, ибо мы хороши и Н. Ж. их часто поддерживает. Размер я дал, как книжка Смоленского,[1117] это будет неплохо.

Должен еще, кстати, сказать, что Ваше письмо пришло в самую пору. Раузен мне звонил позавчера и спросил, как с Ивановым? Я ответил — подождите. Он мне отвечает, имейте в виду, что мы сейчас будем страшно завалены (скоро) и если не сейчас, то книжку придется отложить вглубь лета. Видите, все вышло хорошо. И думаю, что все и будет хорошо.

Жалею, что статьи Адамовича не могу Вам послать, ибо у меня ничего нет на руках, да и ни к чему, ибо книжка уже отпечатана и у переплетчика. Так что скоро получите книжку. Но грустно, что Вы раньше не написали об оттисках. М. б., в типографии остались к<акие>-н<ибудь> листы, но не думаю. Свою статью я в былые времена сделал себе (10 оттисков), кое-кому посылал. У меня еще есть, если хотите» я пришлю Вам несколько.

Если Вы о Смоленском все-таки напишете, то напишите к июньской книге. Но условие такое — мы должны получить в течение апреля. Это крайний срок. Я Вам дам совет — попросите политического автора, он пишет оч<ень> быстро, а Вы царственно просмотрите, кое-что вонзите, чтоб был виден Ваш почерк — и дадите. Я, например, уверен, что о «Коне Рыжем» писал политический автор. Я сразу сказал жене — это «в четыре руки», но основные руки — ручки политического автора. Вуаля, какой я духовидец Сведенборг.[1118]

О стихо полит, автора я уже писал. Стихом этим и я пленен до крайности. Но, увы, — пустим в июне. М. б., Ир. Вл. даст и еще ч<то>-н<ибудь> к июню.

Теперь моя задача — гнать Вашу книгу. Постараюсь это сделать. Корректуру Вам пришлю, конечно, в гранках во всяком случае. В верстке будет много труднее, ибо тут все рассчитано на скорость. И это будет вряд ли выполнимо. Но не бойтесь, если Вы прочтете гранки, все будет прекраственно.

Статью свою я уже сократил (до Вашего письма) и, представьте, выбросил именно те места, о кот<орых> Вы пишете — уб<рать>-уб<рать>, и про Руже де Лиля (и Ходасевича), а не про Леконта де Лилля, как Вы пишете, мой друг. Статью я дам набрать петитом-курсивом (эдаким италиком, маленьким, как иногда посвящения к стихам у нас делаются (не всегда)), она займет мало места и будет красиво в смысле техническом. Статью в гранках тоже, конечно, Вам пришлю. Опечаток там я не заметил; м. б., Вы заметите их. Теперь скажу Вам совершенно чистосердечно и искренно — все-таки моя статья о Вас — лучшая — из всех, которые я о Вас знаю: Зинаида, Марков, Адамович. Она как-то удалась — «вглубь», в сущность дела. И Марков пошел все-таки за ней (хоть и с своими бранделясами, без которых он, увы, не может), и Адамович, на мой взгляд, пошел тоже по ее руслу — хоть, конечно, написал по-своему. Но вот и Вы увидите, что Ницше, Фридрих, был все-таки не фунт изюму и был хоть чудовищно ленив (и писал поэтому оч<ень> мало, он больше любил жизнь, флору и фауну), но когда садился, то это было довольно дельно. Шестов — Апельсинцев — Мамченко — это я уже все забыл... все это говно, дорогой Вагнер, и не дай Бог этим жить... Пусть Апельсинцев живет. Поэму низости Яновского я прочел с истинным наслаждением, как человеческий документ, как потаенный документ, но, Боже мой, как же он неумен, как он Вас обоих «подкупает» (но глупо, ибо сразу же видно, что хочет обмануть: Вы напишите, а я Вас обману, дурак он психопатологический). Я уж писал Ир. Вл., что просто поражен, как Вы могли подумать, что я что-то читаю этой дубине и мерзавцу. Да я его не вижу и видеть не могу. Но я понял все-таки, «где собака зарыта», — он общается с Ниной — отсюда и идет вся сентенция о невозможности моей статьи в Вашем сборнике, отсюда и «чтение писем иногда». Вот моя догадка. Хотя как-то на днях, звоня мне по делу, Нина и сказала, что даже она перестала общаться с ним — ибо «это невыносимо» — (но, стало быть, общалась? стало быть!). У нас, как у следователя, ни один Раскольников не вывернется... Ну, вот, кончаю. Хочу, чтоб Вы были здоровы, благополучны. Хочу скорей пустить Вашу книжку в оборот и чтоб Вы что [1119]

161. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 2 апреля 1958. Йер.

2-го апреля 1958

Дорогой Роман Борисович,

Ваш бодрячек был встречен нами с обоюдным удовлетворением и даже энтузиазмом. А «что крику было», как заявлял какой-то Отелло после удушения Дездемоны.