Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Потом — почему Вы не возьмете еще отрывок из «Года Жизни». И. В. выписала его, чтобы напечатать у «покойного» Мельгунова, он, конечно, взял все, дал 10 000, обещая додать двадцать пять «в понедельник». В понедельник его Гукасов хамски выгнал. Своя своих не познаша[191]. А в «нынешнем составе редакции» даже при нашей «аполитичности» что-то не захотелось дружно работать с «Н. Мейером, Ю. Мейером и Н. Майером»[192], как написано в вступлении к бесхозному или безвестному №. И «Год Жизни» опять валяется[193]. Между тем — об отрывке, напечатанном в «Нов. Журнале» — со всех сторон были одни похвалы. Ей Богу, непонятно, почему Вы не берете, хотя бы следующего отрывка. А то бы бахнули все — ведь совсем немало. С разных сторон слышно — когда же продолжение? Спросите хотя бы того же Ульянова или С. Маковского. Последний прямо в раже от восторга. А нам, кроме всего прочего, это деньги. 30 долларов за «Камбалу»[194], конечно, очень приятно. Но долго на них не проживешь. (Доллар здесь 345 фр<анков>, а кило картошки 85 фр!) Как не стать пьяницей и со скуки жизни и с дешевизны вина. Но мне и этой отрады нет: я бывший пьяница, от последствий чего упорно, но не особенно успешно, лечусь. Ответьте на это . М. б., стоит мне потревожить покой Мих<аила> Мих<айловича> и написать ему особо, изложив свои обиды вроде «Кристабели»[195]. Посоветуйте и если да — сообщите, пожалуйста, его адрес. Очень надеюсь на Вашу дружескую подмогу. Очень. Скоро пришлю Вам обещанные «дополнительные» стихи. Тогда парочку, которую я Вам укажу из последнего присыла, выбросите и все вместе «заиграет». У меня, собственно, стихов сколько угодно, но я их рву, чтобы избежать соблазна напечатать «то же самое», то есть повторение пройденного. Всегда должно быть «хоть гирше да инше». Или молчать. А то даже Ходасевич, на что был строг; скатился на самоперепевы.

Ну, вот. Мы примирились с Адамовичем[196]. Нежно и «навсегда». Статьи Ульянова, повторяю, поразительны. Но я совсем не согласен, что «там» ледники, а здесь «последние остатки России»[197]. По-моему, все-таки скорее наоборот. Это декадентский взгляд. Но, как и в других статьях Ульянова — важно не то, что он утверждает, а то, как, каким голосом говорит. Та независимость мысли, над обычной интеллигентской профессорской, литераторской — какая была — без преувеличений — у Чаадаева или К. Леонтьева. И это меня в нем всегда восхищает. А я не из любителей восхищаться, сами знаете. Это — т. е. Ульянов — проявление той самой великой России, о которой он тоскует и которую видит в Бунине. А Бунин-то, при всех своих достоинствах, к этому слою не принадлежал, увы. «Лакей с лютней, выйди вон»[198] или «совал Христа в свои бульварные романы»[199] — это не патент для права рукополагать и не «высочайшее имя» для нас.

Я о Ульянове много набросал. И остановился. Потому что пошел страшный «гевалт» — вокруг его статьи. Все неупомянутые в генеральских чинах, но носящие издавна заслуженные эполеты — возмущены. Боюсь совать<ся> раньше всех — меня <и> так лягают повсюду, как отметил тот же Ульянов. Особенно потому что он меня помянул в таком контексте[200], не решаюсь лезть первый в драку. Но если не помру, то осмотрюсь и полезу и тогда представлю Вам.

Это, т. е. необходимость отложить Ульянова, сбила меня с толку: я было подогнал к разговору по поводу его рецензии о антологии[201]. Как быть. Если печатать не в виде статейки, что отпало, то не сердитесь, пожалуйста, и черкните опять, когда последний срок, чтобы пошла в этом номере рецензия. Написал я недурно, но то да се, да переписать, да смягчить. Пишу я с трудом. К тому же, надо же было, меня адски продуло и больше недели трещали зубы и ухо, и был «шанс», что разовьется воспаление уха. Так что было не до разбора творчества Парижской и иных школ 88 штук поэтов.

Будьте милым, ответьте мне по возможности обо всем, хоть и кратко. А о сроке рецензии срочно. Я вот во время моего уха перечел все Ваши старые книги из библиотеки и не впервые позавидовал яркости и твердости письма. И как увлекательно. Тоже не по телефонной книжке писано — возвращаю комплимент. Чего это Вы эти книги перерабатываете — и так отлично[202]. Пока не превратились в развалину как я — новые пишите.

Ваш Г.И.

32. Георгий Иванов - Роману Гулю. 10 июня 1954. Париж.

10 июня 1954

28, rue Jean Giraudoux

Paris 16

Дорогой Роман Борисович,

Вот дополнительные стихи для, через книжку, Н. Ж. Прошу удалить из ранее присланных «Эх вы, пахари и сеятели» и «Урод уроду» [203] — т. е. 12 оплаченных ранее строчек. Очень рассчитываю на Вашу (в этом отношении всегдашнюю) любезность прислать мне гонорар за прилагаемое обратным прекрасным чеком за Вашей подписью. Ибо продолжаю крайне нуждаться в каждом срочном гроше. Впрочем, Вам объяснять нечего.