Георгий Мирзоев

комнаты в его квартире. Эти снимки он сделал сам. На остальных стенах — плакаты с изображением автомобилей и именные сувениры от коллег из Ульяновска, Москвы, Штутгарта, Турина, Детройта... И на всех на них тоже — автомобили. Ещё есть небольшой латунный барельеф автомобиля Aston Martin International, в переднее колесо которого вписан термометр – «Астон Мартин» привезён из Англии в 1970 году. А другой английский сувенир - заключённое красивую рамку и набранное из мельчайших шестерёнок изображение автомобиля ВАЗ-2101 – это подарок английского дилера Lada, сделанный Мирзоеву уже в конце 70-х. На полках - книги, большая часть которых тоже так или иначе посвящена автомобилям. А ещё на полках — аккуратно расставленная и очень обширная коллекция моделек автомобилей. Настоящая мечта мальчишки - каких тут только нет!...

Практически каждый день Георгий Константинович садится за руль – и водит, как

всегда, довольно быстро, но исключительно аккуратно. Автомобили остаются главной темой его жизни. Потому что он по-прежнему чувствует и любит их – точно так же, как шестьдесят, и как семьдесят лет назад.

СЛОВО В КОНЦЕ

Когда я принёс часть текста этой книги Мирзоеву для того, чтобы получить его оценку написанного, он задумчиво посмотрел на оглавление и спросил:

– А почему у последней главы такое название – «промежуточный финиш»? Как ты

его объяснишь?

Надо сказать, что вопросов ко мне по поводу текста, манеры его написания, использования тех или иных слов или оборотов или же принципиальных вещей,

касающихся сути какого-то описываемого момента у Георгия Константиновича всегда

было много. Но названия глав вызывали какие-то особенно сильные сомнения, и причем сразу. Наверное, потому, что быстрее всего бросались в глаза. Я стал объяснять, что

«финиш», потому что в конце книги логично было бы подвести некоторые итоги, а

«промежуточный» он потому, что история Георгия Мирзоева, как личности и как фигуры в истории завода и страны, на этом не заканчивается и не закончится, когда я поставлю в

тексте последнюю точку. После этого Мирзоев улыбнулся, что делал в ответ на мои

реплики нечасто и, с присущим ему юмором, иногда черным, как смола, сказал:

– А ты не думаешь, что к тому моменту, когда ты всё это, наконец, допишешь, финиш перестанет быть промежуточным? Ты уверен, что книга раньше закончится, чем

мы с тобой?… - и засмеялся.

– Нет, не думаю – после паузы ответил я, и это был тот редкий случай, когда я в беседе с Мирзоевым оказался прав.

Два инфаркта — это не случайность. Это закономерно при таком темпе жизни и работы. Он работает на износ. Он всегда лезет в самую суть вещей.

Любое совещание у него в кабинете, начавшееся тихо и интеллигентно, могло закончиться спустя десять часов и пять пачек сигарет. Результатом обсуждения какой-то

проблемы являлись иногда сорванные связки. Но уже к следующему совещанию Мирзоев знал по обсуждаемой проблеме всё. Он объяснял двигателистам про вибронагруженность

опор, аэродинамикам про характер обтекания передней стойки… Он всегда задавал высокую планку, к которой тянулся сам и заставлял тянуться всех остальных.

Конструктор Мирзоев полностью погружён и даже интегрирован в работу. Со стороны у сослуживцев могло даже создаться впечатление, что есть НТЦ (а ранее - УГК),

а к нему – некий «придаток» в виде главного конструктора. После первого пережитого инфаркта можно было бы смело покинуть столь затратную для здоровья должность —

многим, вероятно, казалось, что так и будет. Но Мирзоев пережил, переболел, отлежался… и вернулся. После второго, 12 лет спустя, произошло по сути то же самое —

он вернулся к тому, чем занимался всю жизнь, хотя главным конструктором уже и не был.

Есть чувство, что этого человека невозможно сломать. Какие бы трудности ему не встречались – бытовые, психологические, физические, профессиональные,

административные, экономические, политические или какие-нибудь ещё, он всегда