Георгий Седов

Ничего, ничего, терпи, Георгий! Все в жизни проходит, всему бывает конец. И на «Фоке» неважно живется. Подвели нас комитетчики, неприслали ни угля, ни собачек. С углем и с хорошими собаками я в эти дни был бы далеко за восемьдесят третьим градусом…»

В темной палатке дрожал синий огонь примуса. Седов метался. Дыхание его все учащалось и становилось затрудненным. Иногда матросы держали больного в полусидячем положении — так легче было дышать.

5 марта во втором часу ночи Седов стал внезапно задыхаться: «Боже мой, боже мой!.. Линник, поддержи!..» И задрожал смертельной дрожью…

Матросы долго сидели, как скованные, не смея вымолвить слово. Наконец, один закрыл глаза покойного и покрыл лицо чистым носовым платком. Буря стихла: как будто, укротив мятежный дух, занесший сюда недвижимое теперь тело, она успокоилась.

Пустошный рассказывал — охватили отчаяние и ужас. В темноте тесной палатки трудно было двинуться, не задев спального мешка с телом покойника, — смерть не давала забыть о себе ни на минуту.

Совсем не приходили мысли о будущем, обо всем, что ждет их впереди, что делать с телом, куда идти, как спастись самим.

В сознании было только одно: они остались одинокими в страшной пустыне, уставшие и больные, лицом к лицу с враждебной природой… *

Пробудил холод. Надо что-нибудь делать. Посоветовавшись, решили дойти до Теплиц-бая, отыскать склады Абруццкого, запастись керосином (оставался один баллон менее четырех литров) и, бросив все лишнее, привезти тело Седова на «Фоку». 9 марта, оставив лагерь на произвол судьбы, пересекли пролив и, подойдя к острову Рудольфа, пошли вдоль западного берега его. Шли недолго: встретили открытую воду, море касалось самой береговой стены ледника. Выходило — Седова не довезти. Решили похоронить тут же.

На клочке земли, черневшей поблизости, матросы выбрали подходящее место. Тело, завернутое в два брезентовых мешка, поместили в углубление, вырытое киркой; рядом — предназначавшийся для полюса флаг. Сверху наложили высокую груду камней, в нее вставили крестом связанные лыжи. Около могилы остались кирка и сани.

С обнаженными головами произнесли: «Вечная память!» Немного постояли. Когда мокрые от пота волосы смерзлись, надвинули капюшоны и, подняв с могилы по камню для себя и для жены покойного, вернулись к лагерю — собираться в обратную дорогу.

До «Фоки» матросы добрались с трудом. Шли две недели, споря у каждого острова, какой держать курс. Когда удавалось попасть на старый след, делали большие переходы. Несколько раз теряли всякое представление, куда идти.

Уже недалеко от бухты Тихой, попав в пролив Аллена Юнга, заблудились и ушли бы скитаться среди мелких островов южной части Земли Франца-Иосифа, если бы не заметили у острова Кетлица аркообразного айсберга, памятного тем, что Седов фотографировал эту «игру природы». Матросы не ели горячего четыре дня: вышел керосин. На остановках без горячей пищи спальный мешок не грел остывших тел. Часть собак осталась у брошенного лагеря.

Где могила Седова?

Линник и Пустошный плохо читали карту с непонятными им английскими надписями. С их слов можно было предположить — на мысе Бророк острова Рудольфа, у подножья обрывистого берега, на высоте от моря метров десять, на том месте, где кончается восточная часть ледника и начинается каменистый берег. Экспедиция на ледоколе «Седов» искала в 1930 году могилу Седова на мысе Бророк, но не могла ее обнаружить.

В 1938 году зимовщики советской полярной станции на острове Рудольфа нашли на мысе Аук, километрах в семи от Теплиц-бая, несколько предметов, несомненно, из могилы Г. Я. Седова. Были найдены: флагшток и истлевший флаг, который Седов собирался водрузить на полюсе. На флагштоке надпись латинскими буквами: «Экспедиция старшего лейтенанта Седова». Тут же оказались обрывки брезента и меха и маленький топорик. Ни кирки, ни саней, ни остатков тела они не нашли.

Все найденные предметы выставлены в Музее Арктики в Ленинграде.

Глава XVIII НА РОДИНЕ

После двухлетнего героического плавания осиротелый «Фока» возвращался к родным берегам. Что ждет участников экспедиции дома, кто встретит их?..

Встретила война…

Маяки потушены. Первый встречный пароход спрятался под берег и погасил огни, приняв свет синего фальшфейера на борту еле плывшего «Фоки» за свет прожектора с неприятельского крейсера, а гул салютной пушки седовцев — за открытие враждебных действий.

На следующий день «Фока» вошел в маленькую гавань Рынды — небольшого промыслового становища на Мурмане. Его обитатели — простые поморы-рыбаки — отнеслись к седовцам с исключительной сердечностью.

Когда «Фока» подходил к Рынде, Кушаков стоял на мостике как командир. Был он в белом кителе с золотыми морскими пуговицами и в морской фуражке. Китель был не по росту: в плечах широк, а в животе тесен. Все знали — китель был Седова. Знали также, что у Кушакова есть что надеть, даже форменный сюртук… Кушаков смотрел героем.

Сойдя на берег, он сейчас же отправился в телеграфную контору.