Георгий Седов

Капитан спускается с мостика, чтоб проводить хозяина, который собрался на берег. Люди с каиков уже на палубе. Проворные, они успели превратить ее в базар. Суют в руки карточки прачек, портных, назойливо пристают, чтобы купили черепаховые портсигары, дешевые часы или смешные картинки. Раскидывают свертки плохих шелков, предлагают разменять русские деньги на лиры и пиастры. Отмахиваясь от надоедливых торговцев, Седов с Серадиадисом подходят к трапу. Хозяин говорит, что «Султан» простоит в Константинополе дней пять. Потом, если не удастся получить какой-нибудь груз, придется отправиться в Смирну за кунжутным семенем.

На следующий день с утра Седов поехал на берег. По каменным, изъеденным волной и моллюсками ступеням поднялся он на набережную в торговой части Галаты. И сразу же — не успел осмотреться — подхватила, понесла с собой возбужденная, голосистая южная толпа.

Толкаясь и задевая встречных, куда-то торопились, почти бежали разноцветные разноплеменные люди. Оглушали непонятный гортанный говор, звонки конок, рев верблюдов и ишаков, дребезжанье шарманок, гудки пароходов, крики уличных разносчиков.

Продавцы горячей еды с лотков, торговцы инжиром и халвой, калеными орешками и апельсинами орали во всю глотку, каждый старался перекричать соседа. Какой-то великан налетел на Седова и, балансируя лотком с рыбой на голове, дико вращая белками, прокричал в упор:

— Балык, балык!

Улица — сплошной базар. Вывески магазинов и лавочек, горы дымящегося мяса перед входом в шашлычные, блеск золота и драгоценностей в витринах меняльных контор и ювелиров — все нагло-кричащее, яркое, зазывное.

А что за лица вокруг! Казалось, они собрались со всего белого света.

Людской поток вынес Седова через понтонный мост на другую сторону залива. Моряк оказался в переулке, рядом с огромной мечетью.

Народу здесь было меньше. Это тоже базар, но не такой крикливый. Толпа — почти одни турки. Степенно опирались на посохи почтенные старцы в чалмах и халатах, шли с осликами крестьяне в остроносой обуви, в вышитых жилетах.

Было здесь много женщин, все в темного цвета одежде, лицо у каждой под покрывалом, все с кошелками или корзинками.

Купив у турка горсть каленых орешков, он отправился дальше по узкой улочке. Она привела к какому-то старинному зданию.

По толщине стен оно походило на крепость. Было видно, что этой постройке много веков. Стены покрылись мхом и вросли глубоко в землю. Каменные ступени истерлись почти до основания. Вместо потолков — куполообразные своды.

Внутри тоже базар. По коридорам множество восточных товаров. Ковры, роскошные старинные ткани и халаты, шитые золотом перевязи и пояса, дорогое оружие, бронзовая, медная и оловянная посуда, табак, пряности, сушеные фрукты, орехи, благовонные смолы и травы — все, что производят Малая Азия, Египет и Персия, можно было найти под этими тысячелетними сводами.

Но покупателей почти не видно.

Желтый, как шафран, безбородый евнух, продавец драгоценных масел и эссенций, тер на жернове более ходкий товар — далматский порошок.

В нише, заваленной прекрасными коврами, седой турок в чалме плел грубую циновку из камыша. Тощий перс в лавке дамасских клинков резал на тонкие волокна связки пахучего смирнского табака.

Седов с трудом нашел выход на улицу. Он заблудился в лабиринте коридоров.

Остаток дня провел, бродя по тихим улицам Стамбула, заглядывая во дворы, в мастерские ремесленников: медников, кузнецов, токарей, корзинщиков и чувячных мастеров. По истощенному виду этих кустарей, по тому, что большинство нe имело собственного помещения (работали на улице), Седов заключил, что в роскошном городе большая часть обитателей — такая же голь и беднота, как в знакомых городах на родине.

Он наблюдал, как обедали мастеровые, прожевывая хлеб с сушеным фиником или с маленьким кусочком халвы. Обед заканчивали пригоршней воды из уличного фонтана.

Тут же, на улице ремесленников, находилась шашлычная. Черноусый, с огромными навыкате глазами, шашлычник стоял у входа наготове, с ножом, похожим на саблю, чтоб срезать с груды баранины, вращающейся на вертеле, верхний подрумянившийся слой.

Аппетитный запах разносился далеко. Но ремесленники грызли свои корки.

«Травка-то у вола под ногами, рад бы пощипать, да ярмо не пускает», вспомнилась Седову отцовская поговорка.

Он вернулся на судно уставший, даже разбитый. В ушах звучали отголоски сумасшедших галатских криков. Одежда, казалось, пропиталась запахами восточного базара. Еще живыми стояли перед глазами картины изобилия рынков, роскоши дворцов и мечетей. Вспоминались голодные вопли нищих около ужасных логовищ стамбульской бедноты в развалинах древних византийских строений.

Вот они какие, заморские страны!