Георгий Седов

Из самых сильных впечатлений раннего детства в памяти Егорушки осталось: как в отцовскую хату привезли зимой пятерых спасшихся с плавучего льда обмерзших рыбаков. Они были страшны: заледенелые, с худыми черными лицами, с белыми бородами. Седов смутно помнил рассказы этих людей, как удалось им, прыгая с льдины на льдину, добраться до мелководья у оконечности Кривой Косы и вброд выйти к берегу.

Тогда же ходил Егорушка к месту, где вышли рыбаки. Там лежал старичок-атаман. Он умер скоропостижно, когда с последней льдины пришлось прыгнуть в жгуче холодную воду. Рыбаки вытащили его, не желая оставлять товарища морю. Старичок успел уже примерзнуть к ропакам около самой кромки на ледяном припае. Твердая, заледеневшая бородка рыбака торчала, свернувшись вбок, словно обрывок водоросли, застывшей на камышинке, а в углах раскрытых глаз, у рта и в ноздрях белел набившийся снег.

Помнил Егорушка, что мать все всхлипывала, притирая за рыбаками мокрый пол, и поминутно твердила:

— Господи, где-то Яша, где-то Яшенька мой!..

Но отец в ту зиму не ходил на лед. Он был уже два года в безвестной отлучке — кажется, работал на рыбалках в Керчи.

Егорушка стал хорошо себя помнить лет с девяти. Был он подвижным и бойким мальчишкой, коноводом стайки кривокосских ребят, с титулом атамана. Под его предводительством ребята барахтались в лимане и в море, совершали набеги на бахчи, рыбачили артелью. Зимой катались по лиману на самодельных коньках, играли в ватажников, зажигали на льду костры из мусора, за повинности наказывали хорошей порцией снега за ворот. Любили играть в войну, брали снежные крепости, лепили из снега страшных зверей.

В весеннее время, когда лед на море ломался, не было лучше игры, как в «рыбаков-скитальцев», прыгать с льдины на льдину. Молодечеством считалось перебежать разводье по мелким льдинкам, из которых каждая в отдельности не выдерживала тяжести человека, — перебежать так быстро, чтобы льдинки не успевали погрузиться в воду. В этой игре у Егорушки соперников не было.

Его атаманство признавалось всеми беспрекословно. Егорушка был смел, не отступал ни в драке, ни в игре в войну; на коньках за ним никто не мог угнаться.

Но наступила пора, когда сам атаман стал сомневаться в своем праве на власть. Ребят около него становилось меньше и меньше. Многие, начав учиться в школе, которая недавно открылась на Кривой Косе, реже приходили играть, а сидели в школе и по домам за книжкой. Атаман соседней ребячьей ватажки с Бокая завел моду отдавать атаманские приказы на бумаге, а Егорушка этого сделать не мог: он не умел писать, а в школу его не пускали. Из неловкого положения вышел, назначив Мишку Ханьдукова атаманским писарем и кое-как научившись скреплять свои приказы какой-то закорючкой, но чувствовал, что ребята-школьники скоро отойдут от него. В часы школьных занятий Егорушка одиноко сидел у морского берега. Он с завистью оборачивался в сторону школы, когда там начинался веселый ребячий галдеж во время, перемен.

Глава II О КАПИТАНАХ И МОРЯХ

C одиннадцати лет Егорушка стал помогать отцу в домашних работах и на море. Он умел справляться с метлой, лопатой, топором, хорошо работал на веслах, мог и сеть починить, и снасть срастить. Морские узлы он вязал даже лучше отца и соседей-рыбаков; знал, как вяжут гаковый узел, плоский штык и задвижной. Это му искусству научил матрос, гостивший неделю на хуторе. Он высадился с парохода и пробирался куда-то за Царицын, на родину. Морские узлы понравились мальчику: было в них что-то необыкновенно умное и вместе с тем простое. С тех пор Егорушка не расставался с куском веревки в кармане и удивлял ребят своим искусством.

Матрос рассказал, что за здешним мелким морем есть другое, Черное, глубокое. За Черным — Мраморное и еще одно море, все в островах, а за ним, посередь всея земли — Средиземное. И на краю того Средиземного моря есть не наша, чужая сторона — Африка. Живут в ней африканцы, люди черные, одни только ладошки светлые. Говорят те люди не по-нашему. И есть в той стороне город Александрия, в котором матрос сам бывал и видел множество разных чудес и диковинок. Солнце там стоит почти посредине неба; печет немилосердно. Зимы не бывает, и африканцы не знают, что такое снег. От жары нестерпимой ходят они в широких и длинных балахонах или просто нагишом, а женщины лица не кажут. Плыть от наших берегов до того африканского города надо никак не меньше двух недель на пароходе.

Когда Егорушка спросил, можно ли доплыть до Африки на отцовском баркасе, матрос рассмеялся: