Георгий Седов

Утром 15 Декабряохотничья партия отправилась кюгу. Стояла хорошая погода с морозцем градусов в двадцать. Полная луна часто выходила из облаков, помогая находить правильный путь. Луна спряталась, когда огибали южный мыс острова Гукера. Потом тучи рассеялись, показались большие полыньи в проливе Де-Брюйне.

Южная сторона горизонта даже при луне казалась более темной; можно было предположить, что полынья соединяется с большим пространством открытой воды на юге. Пройдя еще километров пять, недалеко от полыньи охотники заметили след большого медведя, настолько свежий, что бороздки, проведенные волосками лапы, еще не стерлись. На некотором расстоянии встретились еще два следа, более старые. Было решено расположиться лагерем на медвежьей тропе и подождать, не подойдет ли медведь к палатке.

Прошло около суток. Медведей не было. Оставив в палатке Пустошного с ружьем и собаками, Седов и Пинегин отправились на южный берег Гукера искать берлог. Они мало верили в возможность найти берлогу в это время года, тем более, что специалист по берлогам — Разбойник — отстал в начале пути. Но все же попытаться необходимо. Показался откос какой-то горы, последней перед бесконечной ледяной стеной, уходившей на север. Ни тут, ни в других свободных от льда местах берлог не оказалось. После полусуточного скитания во тьме пришлось вернуться к палатке. После отдыха внимательно обследовали края полыньи, насколько позволял тонкий лед у воды. Новых медвежьих следов нигде не оказалось. Решено было в следующую ночь отправиться в обратный путь. Едва успели разрушить лагерь, все небо заволоклось густыми тучами, луна исчезла, поднялся ветер с вьюгой. Идти пришлось в темноте.

Трудно передать ощущение путешественника по неизвестной стране в темноте. Это скитание с завязанными глазами. Человек не знает, где он идет — по земле или по морскому льду. Под ногами мутно, не разобрать… Вспыхнет спичка, осветит компас. Видно — стрелка отклонилась от взятого курса. Но можно ли верить компасу? На Земле Франца-Иосифа, поблизости от базальтовых скал, компасная стрелка меняет иногда склонение на двадцать-тридцать градусов. Однако, если отклонишься хотя бы на пятнадцать градусов от принятого курса, домой не попадешь и в темноте уйдешь в совсем незнакомый пролив. Там можно блуждать без конца среди берегов, нанесенных на карту только приблизительно.

Идти приходилось медленно. Крепкий ветер ежеминутно гасил фонарь. Сильно ущербленная луна только изредка показывалась среди мчащихся облаков. Идущий впереди все время падал: то на покатой поверхности тороса, то в расщелину между льдинами. Иногда натыкались на стену. Что это? Айсберг, стоящий в море, или береговой обрыв? Начинали ощупывать рукой и палкой. Да, это обрыв ледника. Как свернули к берегу, того не заметив?

Проблуждав часов пять, охотники вышли на землю. Заметен был слабый подъем. Решили, что пересекают выдающийся мыс, но скоро поняли свою ошибку. Подъем продолжался. Собаки тянули сани на ледяной покров острова Гукера. Седов знал, что дальше к северо-востоку обрыв берегового льда становится выше и выше — до семидесяти метров. Оказаться сразу на краю его, в этой тьме?!

Свернули налево. Стали попадаться камни. Остановив нарту, осветили фонарем карту и обсудили положение. Сошлись на предположении, что вышли на мыс Дэнди-пойнт. При луне видели, что мыс этот низок, покрыт камнями.

Седов и Пинегин стояли у карты и чертили на снегу линии берега, виденного при луне. Да, это мыс Дэнди-пойнт. Ледяной покров должен кончиться, и сани по пологому берегу сойдут в пролив.

Художник отправился вперед — прокладывать путь. Он шел очень медленно, но без обычных предосторожностей, принимаемых при ходьбе по ледникам. И Седов спокойно отмеривал шаги, смотря под ноги. Внезапно сани остановились. Георгий Яковлевич поднял голову. В груди что-то сжалось. Что случилось? Собаки и художник впереди исчезли. Вместо длинного цуга собак в сани впряжены только две пары собак, и те не идут вперед, а упираются ногами. Седов и Пустошный стояли, боясь обменяться словами. Вдруг откуда-то снизу послышался слабый крик. Георгий Яковлевич облегченно вздохнул.

Это кричал художник. Минуту назад он почувствовал, что под ногами что-то обломилось и он летит куда-то в бездну. Не успел опомниться, как почувствовал глухой удар в бок. Полет прекратился. Но вдруг новый тяжкий удар обрушился на плечо и голову: придавила глыба снега. Освободившись от нее и подняв голову, он увидел стену ледника и в верхней части его, едва различимой, заметил повисшую упряжку собак. Шесть псов болтались на цепочках, прикрепленных к ошейникам, и, задыхаясь, хрипели. Он стал кричать:

— Отстегните ошейники, собаки задохнутся!

Этот крик и услышали Седов с Пустотным. Пустотный подполз ощупью к краю обрыва и отрезал постромки. Собаки упали вблизи художника. Полузадохшиеся псы лежали несчастной, перепутанной ремнями кучкой и тихонько повизгивали. Бедняги не понимали, что с ними происходит.