Георгий Владимов: бремя рыцарства

Умные люди мне объяснили, что они всем так говорят, чтобы по приезде на Запад человек вел себя тихо и не делал никаких заявлений.

Больше нас никуда не вызывали, оформили визы очень быстро. Пришел ответ из ОВИРа, что, пожалуйста, выезжайте. Стали собираться. Я в заявлении на выезд написал, что хочу уехать в конце мая, указал дату 1 июня. Но тут мне стали намекать «опекуны», что нужно поскорее уехать, до апреля. Я отказался, хотел дождаться суда над Бородиным. Тогда начались угрозы: «Мы можем к вам через несколько дней прийти с арестом». Я ответил: «Приходите с арестом!» Просто пугали, потому что ясно, что было решено избавиться от меня, а не в тюрьму сажать.

Бородина судили в мае 1983 года, ему дали 10 лет лагерей и 5 лет ссылки. А до этого меня выдвинули на премию «Libertе́» французского ПЕН-клуба. Позвонили из Парижа, спросили, не навредит ли мне премия и приму ли я ее. Я спросил, кто еще выдвинут. Они ответили, что Бородин и какой-то поляк. Так как этот разговор происходил за неделю до суда над Бородиным, я решил отказаться в его пользу. Сказал, что я снимаю свою кандидатуру и прошу дать Бородину. Но один он не потянул на эту премию, ее разделили с поляком, тоже диссидентом[293]. Может быть, морально это его и поддержало, но не повлияло нисколько на приговор суда. Как десять лет хотели ему влепить, так и влепили. Это была моя последняя гастроль в Советском Союзе.

Съездили мы в Ленинград, попрощался я с матерью, с родными местами, съездил в Петродворец, сходил в училище свое, по друзьям походил.

Уезжали мы очень тяжело, чувство было ужасное, на меня какой-то ступор напал, я ничего перед собой не видел. Пошел и наткнулся на стеклянную стену.

Шмон на таможне был унизительный, жуткий, потрошили все чемоданы. Наташа спрашивала: «Что вы ищете?» – не поднимая голов, отвечали: «Мы знаем, что…» Искали хоть какую-то бумажку: зацепиться, изъять. Записную книжку с адресами забрали. Объявили, что ни книг нельзя, ни словарей, особенно на словари налегали. То есть им хотелось, чтобы человек в чужой среде оказался беспомощным, без языка. А кончив шмонать, заставили нас самих собирать и укладывать разбросанные вещи: «У нас нет рабочих рук». Поехала с нами в Германию мать Наташи, Елена Юльевна Домбровская.

Владимовы вылетели в Германию 26 мая, в день рождения Наташи: «Боль была страшная. Наташа плакала, Елена Юльевна держалась очень мужественно, успокаивала дочь и даже меня подбадривала».