Георгий Владимов: бремя рыцарства

Е.Р. Романов вспоминает об этих пунктах иначе: «Да, три условия были, но не совсем те. У меня есть запись нашей беседы, и по ней хорошо видно, о каких пунктах идет речь. Первое. Журнал – для России, для русских авторов и русских читателей прежде всего, то есть для авторов и читателей в Советском Союзе. Второе. Журнал по своей направленности должен оставаться в рамках российской национальной традиции, то есть в том духе, в каком он всегда и развивался, без крена в проблемы Запада, Восточной Европы и т. д. …Третье. Мы не вмешиваемся ни в какие эмигрантские склоки, споры и т. п. Никакого разговора о том, чтобы не атаковать НТС, вообще не было – о чем тут было говорить? Смешно: человек перенимает редакторство нашим журналом, готовится работать с нами бок о бок, в тесном контакте, – так надо еще ставить такое условие?! Такая мысль и в голову никому не могла прийти, как же мог быть такой пункт? Также никакого пункта о русофобии и юдофобии не было, это он тоже выдумал»[374].

На той же встрече Георгий Николаевич решительно сказал, что он не намерен вступать в НТС, так как позиция писателя должна быть «над-партийной». Артемов казался разочарованным, но Романов сразу согласился с Владимовым и одобрил его решение.

В течение первой недели я получил от радиостанции «Свобода»[375]в Мюнхене предложение работы редактором отдела культуры. Условия были неравные: заработки на «Свободе» в два раза выше, полтора месяца отпуска, лечение, в котором я нуждался после инфарктов, бесплатные занятия английским языком и американское гражданство через пять лет. Очень соблазнительно для «отщепенца», эмигранта, изгнанника, и я впоследствии очень жалел, что туда не пошел. Дело было еще и в том, что, никогда ранее не занимаясь радиожурналистикой, я не представлял себе этого жанра. Я никогда не выступал перед микрофоном, все это было для меня внове. А журнал – вещь для меня знакомая. Я работал три года в «Новом мире» при Симонове, а потом Твардовском среди интеллектуальных, образованных профессионалов самого высокого класса, какой была тогда команда «Нового мира». Это был мой главный литературный институт.

Я позвонил Леве Копелеву посоветоваться, и он склонял меня принять предложение от радио «Свобода»: большая русская колония, много интересных людей, можно найти себе в отделе культуры достойное применение. А НТС – партия, которая, в конце концов, свое слово скажет и натуру проявит, как и всякая партия. Это был серьезный аргумент, и я об этом и сам думал (ГВ).

Легко ли, редактировать партийный журнал? С другой стороны, разве у Твардовского он был свой? И партия нависала над редакторским столом, и собственный партбилет – слева, где сердце, – удерживал от слишком резких телодвижений, но как много он смог, успел. Ну, наконец, и партия все-таки совсем другая, совсем противоположная. И хотя известен закон, что любая оппозиция зеркально копирует своего противника, однако и законы имеют же исключения (4/205–206).