17.11.1997
Дорогой Александр Исаевич!
Извините, Бога ради, что так поздно откликаюсь на Ваше письмо. Датированное 31 августа, оно меня достигло ровно к празднику 7 ноября. Возможно, из-за двойного пересечения Атлантики.
Что сказать? Бесконечно рад, что понравился Вам роман, и это не одними словами выражено, но и всем эмоциональным настроем. Ваше мнение всегда много значило для меня – и поэтому тогда так обескуражило по поводу «Трех минут молчания», которые вроде бы и писать не следовало. Теперь же мне и то приятно было услышать, что Вы не стали читать главы и журнальный вариант, а предпочли дождаться полного текста. Был, значит, серьезный интерес.
По всем главным, узловым моментам Вы отметили как удачу именно то, о чем и мечталось, чтобы понравилось. И скажу с благодарностью (да Вы, впрочем, это и могли заметить), что многие понятия – в частности, по власовской теме и не только по ней – почерпнуты из «Архипелага», который для меня остается настольной энциклопедией. Счастлив, если удалось копилку пополнить.
Критику Вашу принимаю. Не досталось мне жесткого опыта лубянских камер, посидеть не пришлось – кроме суворовских трехсуточных карцеров, но там же и повинность была, и точный час выхода, а проникнуться безысходностью заключения без вины – нормальному воображению, может быть, и не дано. По поводу отступления без серьезных схваток с противником – тут бы я отстаивал право на случаи уникальные, так отступала от Каунаса до межозерного дефиле близ Осташкова 11-я армия генерала Озерова, но верны – и огорчительны Ваши слова о потере ощущения армейской массы. То есть потеряна армия, обещанная в заглавии. Я это и чувствовал, да не знал, как преодолеть. Видимо, слишком увлекся идейными спорами Кобрисова с комиссаром, которые не хотелось перемешать жанровыми солдатскими эпизодиками.
Бранные рецензии, конечно, стараешься не принимать всерьез – если это не Богомолов, столь для меня неожиданный. Печально, что критика наша – убогая. В одном почтенном органе сказали, что для войны маловато у меня крови и гноя, в другом – обозвали автора «литературным власовцем» (но это, кажется, теперь комплимент?), в третьем «гудерианцем», пресмыкающимся перед немецкими бюргерами, любителями колбас и пива, будто у нас к этому национальное отвращение. Интересно, что еще ведомо критику о Германии?
Тронуло Ваше сочувствие к моей тяжелой потере[584]
и к невозможности (пока) вернуться в Россию. Тут и «Букер» не помог (а была надежда!), хоть и позволил закончить роман. Ну, как будто ПЕН-клуб наш взялся квартиру выбить.Кланяйтесь, пожалуйста, Наталии Дмитриевне. Берегите друг друга. Пожелаю здоровья, бодрости, завершения трудов.