Гера

         Обычно Сашка спрашивает не для того, чтобы получить ответ. Он спрашивает исключительно для того, чтобы проверить реакцию собеседника. Путем нехитрых вычислений он установил, что Дудков и Шубин, действительно, приближенные Северцева, а теперь бегающий взгляд Дудкова убедил его в том, что мысль убрать его после завершения сделки у них есть. Может, они и сомневаются, но мысль есть. Однако – не в «Графите» же…

         По дороге застряли в пробке минут на пятнадцать. Дудков выругался, позвонил Шубину:

– Мы едем. Пробка здесь. Просто пробка.

         Лихорадка стала возвращаться. Маятник качнулся снова в сторону сумасшедшего риска. Только когда Сашка остановился у крыльца «Графита», Дудков вдруг взял его за руку, как малыша.

– Сейчас мы поднимемся в номер, ты не кипишуй, Гера. Тебя убирать команды не было. Кто шел за тобой в Киеве – мы не в курсе. Тебя приказано отпустить живым. Ты нас не подвел ни в чем.

         Все прозвучало вполне… вполне достойно и искренне. Если бы не этот растерянный взгляд, который сбил Сашку раньше. То, что в Киеве – не они – сто процентов. Но здесь – уйти живым – это задачка не для юного скаута, а для опытного агента.

         Северцев ждал в номере. Спокойно ждал, сидя в кресле и теряя свое «министерское» время по песчинкам. Сашка вошел и остановился на пороге. По сути – их первая встреча.

         «Интеллектуал» Шубин кивнул и шагнул за дверь мимо Сашки. А Сашка прошел в номер. Присел к столу и написал на отрывном листке название вокзала, номер камеры и код. Подтолкнул Северцеву.

         Северцев – крепкий черноволосый мужчина лет пятидесяти, с длинным носом и тонкими губами. Лоб высокий и немного выпуклый, а щеки впалые. Он выглядит моложе и бодрее, чем есть на самом деле. Взял листок и наморщил лоб складками.

         Сашка поднялся.

– Могу быть свободен?

         Северцева вопросами не прошибить.  

– Можешь, Гера. Задергал ты меня своими непонятками. О неразглашении – сам знаешь. Не мне тебя учить.

         И еще раз всмотрелся в Сашку черными глазами:

– Говорят, большой шишкой становишься?

– Много чего в Киеве говорят…

– Это не в Киеве говорят, – усмехнулся Северцев.

         Сашка дернул плечами.

– Дудков передал мне об этом… покушении, – продолжил чиновник. – Ты это пробей, Гера. Чтобы не винить тех, кто не виноват.

         Северцев, наконец, поднялся и протянул ему руку.

– Давай, парень. Держись!

         Сашка ответил пожатием и вышел. В коридоре ждал Дудков. Тоже вежливо попрощался. В холле Шубин тоже кивнул – уже издали: бывай, мол, счастливого пути.

         Сашка выбрался на трассу. Взял такси. Потом снова пересел.

         В тот же вечер снял квартиру и остался ночевать в чужой столице. Позвонил, как  обычно, в багдадский госпиталь, и, как обычно, никто ничего не ответил.

– Ана Полетаева?

– Кто?

– Раненая, в пятнадцатой палате.

– Кто?

– Ана Полетаева, она работала у вас медсестрой. Ее ранило…

         Никакого ответа. Потом позвонил Грому:

– Все в порядке.

– Возвращаешься?

– Пока нет. Здесь нечисто что-то. Не с ним самим, а вокруг – как-то неспокойно.

– А чувствуешь себя как?

– Хреново.

– Ладно, спи давай, – Гром отключился.

         И Сашка понял, отчего Грому тяжело говорить: он далеко и ничем не может помочь. Лека тоже ответила как-то обиженно:

– Где ты? Почему входящие блокированы?

– За границей. Я скоро вернусь.

– Я думала, ты вообще исчез…

– Нет, не думай так. Не надо…

         Сашка не исчез. Просто ему нужно время, чтобы разобраться во всем. Чтобы разложить все по полочкам. Чтобы… выжить…

         Жар упирается в самую макушку. Голова гудит, как пчелиный улей. Гудит… И она прорывается в этот гул, дозваниваясь до него:

– Я хочу быть с тобой, Гера… Я хочу сейчас быть с тобой. Мне без тебя… очень плохо. Очень. Я хочу быть тебе нужна.

– Ты нужна мне. Очень нужна.

         Кому он говорит это? Кто из них бредит? Он? Или Лека, изнывающая от беспокойства в далеком Киеве?

         Наконец, ночь наваливается. Ночь душит и не оставляет ни одного шанса выбраться из этого города. Сашка поднимается и включает свет… Везде. Но ночь все равно стучится снаружи. Она ломится в дверь и что-то бормочет.

– Кто это? – спрашивает Сашка в бреду.

– Свои…

         Свои? В Москве? И как нашли его эти «свои»? Наконец, дверь открывается. Сама по себе, почти бесшумно. И Сашка понимает, что это было, может, его последнее дело. И более того – последнее дело Северцева, потому что на пороге стоит Шубин в компании людей воинственного вида в штатском.          

         Вот, что было неспокойно. Эта ночь. Это напряжение вокруг Северцева. Сашку это не могло миновать…

– Да, он, – кивает Шубин своим людям. – В машину его. Только тихо здесь!

         Но Сашка успевает заглянуть в глаза «интеллектуалу»…

– Что ж ты… своему боссу сначала повестку не прислал?

– Прислал. Только он застрелился. Час назад. Так что придется тебе за него мемуары писать.

– Помечтай, Малдер!

         «Интеллектуал» с размаху бьет Сашку в челюсть. И Сашка совершенно проваливается в ночь. В чернющую ночь – без единой звездочки.

19. «АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ»

         Сашка пришел в себя в больнице. И только пришел – наткнулся взглядом на Шубина, сидящего на стуле у его постели и читающего газету. Газета называлась «Аргументы и факты».