Гера

         Камера отлично фиксировала лица всех присутствующих. Разговор происходил на английском и речь шла о сделке по поставке оружия и техники в Ирак. Той техники, которую Сашка и встретил в Багдаде.

– Когда он туда ездил? – снова спросил Гром. – Похоже, он тогда еще не был крупным чиновником.    

         Они досмотрели запись до конца.

– И зачем они так страховались? Разве Северцев кинул бы их? – Гром дернул плечами.

– Мог. Мог и кинуть, – кивнул Сашка. – Тогда запись наверняка попала бы в Штаты. И это была бы бомба.

– Это и сейчас бомба, – добавил Гром. – Думаешь, этот гаишник?..

– Не похоже. Лох какой-то. Но как он узнал о фильме?

         Гром покачал головой.

– А знаешь, что будет, если о нем узнает ФБР? Россия разрешила им самостоятельно проводить расследования на своей территории, если это касается международного терроризма. Любого, кто попадает на подозрение, они имеют право задержать и вывезти из страны. ФСБ их поддерживает – без вопросов.

– Я это знаю. Меня удивляет другое: Северцев положился на меня. Можно сказать – доверился.

         Гром тоже взглянул озадаченно.

– Может, у тебя имидж кристально честного чела. Но когда ты вернешь ему копию, не думаю, что твой имидж тебе поможет.

– А тебе твой?

         Он помолчал.

– Мы влипли, Гера. Мы влипли по самые-самые. Что дальше? 

– А раньше… как ты с ним?

– Не напрямую, но он не обманывал нас. Мы же с ним по Чечне работали. Что делать, Гера?

– Без паники.

         Повисло молчание. В это молчание постучал хирург-Яшка. Осмотрел Сашкино плечо.

– Ну, как сказать? Пуля внутри. И ее надо доставать.

– Давай все здесь и быстренько. Человеку ехать надо, – намекнул Гром.

– Куда ему ехать? В дороге его совсем раскачает – ему лежать надо, отдыхать, – запротестовал Яшка.

– Не в этой жизни.

         Яшка свой, кажется. Ребят он штопал. Но Сашка впервые с ним сталкивается. Работает хирург неспешно, стерильно, в белом. Губы сосредоточенно сжаты.

         Он все делает сам: от местного наркоза до финишной перевязки. И Гром смотрит молча и только кряхтит иногда, словно больно ему самому, а не Сашке. Потом лезет в офисный сейф за деньгами.

– Дай Бог тебе здоровья, Яш.

– И тебе спасибо.

         Док берет деньги и, не считая, прячет в карман.

– Далеко собрался, орел? – бросает последний взгляд на раненого.

– Хочешь со мной? – улыбается Сашка все еще под действием сонной наркотической замедленности.

– Шутишь? – док усмехается. – Это ваше дело – по миру носиться. А мое дело – латать вас.

         И уходит. Сашка снова остается наедине с Громом.

– Разве это дело?

– Какое?

– Носиться по миру?

– Ну, раз за это платят, – Гром разводит руками.

         Сашка с трудом поднимается на ноги.

– Значит, так и решим. Я еду. А ты – ликвидируй здесь все: офис этот, бумаги. И теряйся пока, Гром. Я потом тебя найду, если вернусь.

         Гром отворачивается.

– Я должен ехать с тобой.

– Ничего ты не должен. Толку от этого не будет! – обрывает его Сашка. – Все обойдется. Я вернусь. Просто… не хочу, чтобы и ты рисковал сейчас. Хотя – ты все равно рискуешь, даже оставаясь здесь.

– Ну…

         Гром хочет попрощаться, сказать что-то доброе, но ничего из этого не получается. Только мотнул головой и бросил с досадой:

– Не знал я, что так завертится! Ты… живым возвращайся. Давай!

         Сашка ничего не ответил. Спустился к авто и сел за руль. Набрал длинный телефонный номер.

– Ана Полетаева?

         Секунда далекой тишины.

– Кто?

– Ана Полетаева?

– Из какой палаты?

– Пятнадцать.

– Я не знаю.

– Проверьте, девушка, пожалуйста! – молит Сашка далекую американскую сестру. – Пожалуйста…

         Снова тишина.

– Я не знаю.

– А Весна?

– Кто?

– Весна, сестра из Сербии?

– Ее нет.

– А когда она будет?

– Я не знаю.

         Она не знает. Она просто не знает. Это не значит, что Аня умерла. Это ничего не значит. Просто девушка не в курсе, много раненых, суета. Но это не значит, что Аня умерла. Не значит…

17. МОСКВА

         Люди в Москве отличаются от киевлян. Москва – более Европа, и люди здесь угрюмее, сдержаннее, сосредоточеннее. Все до одного похожи на хирурга-Яшку, который точно знает, что ему нужно делать и зачем. Может, их цели не столь благородны. Хотя и Яшка… берет за свою работу деньги, и немалые. Так или иначе, но здесь нет киевской расхлябанности: «Эй, привет! Куда тебя несет?! В такую рань-то?»

         Здесь общение уже нормировано, и лишнее – отсекается. Редко встречают знакомых на улицах и в метро. Больше психологических проблем сытой Европы. Хотя и жилищные еще остались, даже притом, что Москва – не Россия, а отдельное государство.

         Гром попытался вывести Сашку на Северцева через посредников. В итоге – свидание было назначено. Гром ушел в тень в Киеве, а Сашка вышел из тени – уже в Москве.

         Хотя – совсем холодно, и тень повсюду. Зябко в кожанке. Зябко рукам и особенно пробитому плечу. Сквозит, кажется. И в то же время голова горит, Сашка чувствует, что мысли путаются, он не может рассуждать здраво и адекватно оценивать ситуацию.

         Уже несколько раз в городе останавливали менты и поверяли документы – все в порядке. Он даже может пробыть здесь три дня без регистрации. Один день из трех уже на исходе.