Никто нам ничего не давал. Наверное, потому, что мы забыли переодеться, нас принимали за психов или за нищих. На третьем дворе Алька ради разнообразия попросила хлеба, и нам дали целую буханку, мы стали ее есть и слопали почти половину.
А когда вернулись, то обнаружили…
Герда сидит.
Юля сидит напротив нее и раскрашивает банку. С вдохновением на лице. Цветочками. Ромашками. Очень так живенько получилось.
– Да, – сказал я.
– Ага, – кивнула Саша. – Юлька – она всегда так. Не ждешь от нее, а она раз – и учудит.
– Красиво, – согласилась Алька.
И тут солнце стало опускаться. Холмы начали подсвечиваться едва заметным красным светом и теперь, перед наступлением вечера, на самом деле было видно, что они похожи на мамонтов. На длинную вереницу мамонтов, шагающих вдоль реки в палеолитическую даль.
Мы сидели и ели разломанный кисловатый хлеб и смотрели то на мамонтов за спиной, то на редкие баржи на реке.
Герда вздыхала и присвистывала в своей банке. Почему-то мне снова было странно и хорошо. Наверное, от реки.
Глава 8
Близнецы
Пропал Мелкий.
Мелкий у нас пропадал регулярно, такой уж он человек. Бродяга. Конечно, когда он находился под присмотром няни, он не пропадал никогда, в другое же время, когда за ним приглядывал Гоша, я или мама, он пропадал. Однажды он умудрился пропасть даже под присмотром папки, причем папка, как человек предусмотрительный, привязал его к ходункам, но Мелкий пропал вместе с ходунками. Так что пропадение Мелкого для нас не ЧП, ну, если бы не вчера.
Вчера мама затащила меня на заседание «Мружа». Гошу она не взяла, он в детский дом № 16 уже ездил недавно, а потом он слишком здоровый и на заседаниях «Материнского Рубежа» смотрится глупо. Другие тоже своих детишек берут, так что мне не одной мучиться приходится.
Дети там все приличные, с ними интересно и полезно. Ну, то есть простор для художественного глума и для изучения массового сознания. Загружаешь программу «Ментальный вивисектор» – и вперед, невзирая.
Кстати, вчерашний вечер прошел небесполезно, то есть совсем глубокого отвращения я не испытала, так, в меру. Взрослые отправились в брифинг-рум обсуждать проблемы практической благотворительности, а мы, юные и еще недостойные великих свершений, собрались в детской комнате. Там было тепло, комфортно, мягко, на стенах пастели, на подоконнике плюшевые мумитролли, полно всяких развивающих экологических игрушек, твистеров, «построй Азкабан своими руками» и прочей подобной скукоты, полезной для ума и мелкой моторики. А еще разные хорошие книжки про говорящих зверушек и всякие иные скандинавские причуды, мои коллеги по несчастью тут же принялись уныло читать, уныло лепить и уныло выпиливать лобзиком.
Я села на надувное кресло, немного подумала, позлилась, посмотрела, как за окном носятся галки, а потом предложила сыграть во что-нибудь развивающее.
– Давайте, что ли, в города, – предложила рыженькая девочка.
– Лучше в пустыни, – возразила мечтательная девочка.
– Давайте в болезни лучше, – предложил бледный мальчик. – Чур, я первый. Ящур.
– Рахит, – поддержала рыженькая и посмотрела на меня.
Я стала вспоминать болезни на букву «т», но вспомнила только трупное окоченение.
– Трупное окоченение, – сказала я.
– Трупное окоченение не подходит, – забраковал бледный. – Нужно из одного слова. Вот вроде как тромбофлебит.
– Тромбофлебит, – сказала я.
– Я это уже назвал, – сказал принципиальный мальчик. – Могла бы назвать, к примеру, туляремию.
– Тиф, – вспомнила я.
– Фиброз, – тут же парировала мечтательница.
Детки оказались вполне себе в теме, но выигрывал все равно бледный, так что нам скоро наскучило, и тогда предложила я.
– Давайте сыграем в психушку.
Они все на меня посмотрели.
– В Европе давно в это играют, – сказала я. – Точно-точно. Самая актуальная игра. Вместо того чтобы всякой мурой маяться, давайте лучше в психушку. Это весело.
Все посмотрели на меня. Они играли во все. В психушку они не играли.
– Тут все просто, – сказала я. – Делимся пополам, половина психи, половина санитары, я главврач. Психи чудят, санитары их успокаивают, главврач наблюдает. Здорово!
Нас было одиннадцать человек, и все единогласно согласились, что психушка это здорово. Провели жеребьевку, поделились, стали играть. С энтузиазмом, кстати. Минут через пять я сказала, что у меня болит живот, и отправилась проветриться, сходила в кафе-пойнт, сварила какао, пожевала печенье. Минут через десять услышала то, что должна была услышать – вопли из детской. Тут же в детскую из брифинг-рума устремились порубежные мамы, ну, и я тоже, взглянуть, так сказать, на всходы зла. Бросила в благодатную почву семена раздора, и они немедленно взросли и дали всходы, все как было предречено.