Министр внутренних дел второго правительства Объединённого фронта Джиоти Басу, по совместительству генсек «марксистской» компартии, отдал полиции строгий приказ не вмешиваться в трудовые конфликты и захваты земли, организованные по инициативе партий правящей коалиции. Впрочем, вскоре богатые землевладельцы просекли, что если внести в партийную кассу одной из партий «Объединённого фронта» (а ещё лучше в карман кого-либо из партийных вождей) значительную сумму денег, то можно получить статус «прогрессивно настроенного джотедара», «попутчика» и избежать раскулачивания.
Но здесь уже начали возникать противоречия между той партией, которой заплатили, и той, которой не заплатили. И зачастую поле помещика, который внёс пожертвование, скажем, в КПИ, но обошёл своим вниманием КПИ(м), становилось ареной ожесточённых дискуссий, а порой даже схваток между двумя течениями в коммунистическом движении Индии. Одни утверждали, что здешний хозяин реакционер, бяка, и земли его надо бы урезать, а другие, наоборот, всячески доказывали, что он «человек доброй воли».
В отношении наксалитов левое правительство стиралось применять двойной стандарт: в городах, где каждый его шаг находился под пристальным взором средств массовой информации, наксалитов особо не преследовали, зато в сельской местности, вдали от корреспондентов газет и телевидения, членов КПИ(мл) безжалостно истребляли.
Но «скакать верхом на тигре» ревизионистским партиям долго не удалось, стихия вышла из-под контроля. Повсюду в деревни стали конфисковывать помещичье имущество, урожаи, повсеместно возникали народные трибуналы для расправы с классовыми врагами, создавались партизанские отряды. Деревня не хотела зависеть от прихоти калькуттских властей и стремилась защитить свои завоевания, а потому спешно вооружалась. И, естественно, подобные настроения усиливали влияние КПИ(мл). В результате «организованных» и стихийных захватов земли в штате было перераспределено более 300 тысяч акров пахотных земель. Ревизионистам снова пришлось показать своё истинное лицо и выступить против народных масс. Тот же Джиоти Басу отдал приказ о размещении в наиболее горячих точках крупных (до несколько сот человек) полицейских формирований. Когда и это не помогло, он обратился за помощью к центральным властям, призвав на помощь армейский спецназ. В бенгальской деревне вновь воцарился правительственный террор. Показавшее полную неспособность решить аграрный вопрос правительство второго «Объединённого фронта» в марте 1970 г. вновь ушло в отставку. Опять в штате было введено прямое президентское правление, и под дулами автоматов землю стали возвращать прежним хозяевам. Как ни были плохи и враждебны наксалитам ревизионисты, всё-таки на некоторое время они выполняли роль буфера, защищавшего крестьянское движение от откровенно фашистских репрессий центральной власти.
Вообще, конец 1970 года стал для наксалитов периодом тяжёлых испытаний: герилья в Шрикакуламе потерпела поражение, «Радио Пекин», стремясь нормализовать отношения с Индией, прекратило передачи о борьбе наксалитов. Стало ясно: или движение найдёт новые ресурсы для качественного рывка, или постепенно его задавят. И тут во всей своей полноте раскрылся организаторский гений Мазумдара.
Чтобы не дать повстанческому движению затухнуть и постепенно сойти на нет, Мазумдару пришлось поступиться самым святым – идеями Мао Цзэдуна.
В учении о партизанской войне Мао ясно говорится, что революционное движение в городах должно иметь второстепенную, подчинённую роль. «Деревня окружает город», партизаны берут города в кольцо, нарушают жизненно важные коммуникации и вынуждают город капитулировать. Восстания пролетариата в городах при этом желательны, но вовсе не необходимы.
Мазумдар ясно понимал, что силы крестьянской герильи находятся на исходе. Их недостаточно для окружения городов. Чтобы прояснить для себя ситуацию. Мазумдартайно, не поставив в известность даже ЦК, отправился в Калькутту, чтобы установить контакты со студенческими лидерами «нового левого» движения.