— Мы изъяли у заключенных все средства, — рассказывал он впоследствии, — убрали от них вообще все предметы, которыми, как считали, они могли лишить себя жизни или использовать для нападения. Из окон были вынуты стекла. Им было запрещено носить ремни и шнурки. На ночь у них забирали очки, чернильные ручки, часы со стеклами — вообще все, чем они могли причинить себе вред. Они находились под постоянным надзором, и все время, пока пребывали в камерах, за ними непрерывно наблюдали. Когда они уходили в зал суда, их камеры тщательно обыскивались. Еду им приносили люди, которые сами были заключенными в этой тюрьме и не имели контактов с внешним миром, за исключением почты, которая просматривалась. На суд они отправлялись в сопровождении охранников. Им не разрешалось разговаривать друг с другом, и они могли общаться только с моим тюремным персоналом, доктором, дантистом и капелланом. Их одежда выдавалась им на суд после того, как они проходили проверку. Их камеры периодически осматривались, кроме этого, время от времени производились неожиданные обыски, когда проверялись и камеры и заключенные сразу. Их тщательно осматривали, когда они мылись, что происходило дважды в неделю. Несколько раз обнаруживались предметы, которые считались запрещенными, — куски стекла, гвозди, проволока, веревка. Я всегда считал, что этих обысков достаточно и никто не сможет утаить ничего, что дало бы ему возможность покончить с жизнью.
Однако Герман Геринг решил, что он все равно убьет себя прежде, чем за ним придут, чтобы отвести на виселицу. Это будет его последний вызывающий жест и заключительное доказательство того, что он особая персона среди нацистов и с ним нельзя поступать, как с остальными.
7 октября 1946 года Эмма была уведомлена доктором Отто Штамером, связавшимся с ней по телефону, что ей разрешено последний раз увидеться с мужем в нюрнбергской тюрьме.
9 марта 1946 года Геринг узнал, что ее выпустили из тюрьмы Штраубинга, и эта весть явилась для него огромной психологической поддержкой. В предыдущий день началось слушание свидетелей его защиты, но он решительно отказался позволить Эмме приехать в Нюрнберг, чтобы свидетельствовать в его пользу. Он также попросил доктора Штамера сообщить и Томасу фон Кантцову, что он не разрешает ему прибыть для этой цели. (13 марта 1946 года Томас написал длинное письмо, в котором сообщал подробности предпринимавшихся Герингом усилий в целях спасения евреев и других жертв гестапо и предлагал свои услуги в качестве свидетеля.)
Свидетелями же его защиты на Нюрнбергском трибунале были его старые друзья и соратники, Карл Боденшатц, Пауль Кёрнер, Берндт фон Браухич и даже Эрхард Мильх (который после своего ареста союзниками подвергся в тюрьме избиениям и из недруга Геринга превратился в его яростного защитника, видимо, назло тюремщикам). Они выступали в течение нескольких дней с показаниями, что он действовал в интересах мира, достойно обходился со своими врагами и пытался помочь тем, кто оказывался арестованным или попадал в концентрационный лагерь. (Только один его близкий друг на протяжении почти всей жизни отсутствовал — к крайнему изумлению Геринга, Бруно Лёрцер отказался свидетельствовать в его пользу. Лёрцер командовал 2-м авиационным корпусом в первый период второй мировой войны, потом стал начальником управления личного состава люфтваффе, в феврале 1943 года был произведен в генерал — полковники, а в декабре 1944-го ушел в отставку.)
15 сентября 1946 года, когда обвиняемые томились в ожидании приговоров, было объявлено, что жены теперь могут их посещать ежедневно. С немалыми трудностями Эмма добралась из Сакдиллинга, под Нойхаузом, где теперь жила, до Нюрнберга, преодолев более сорока километров. Ей трудно приходилось последние несколько месяцев, вдобавок она страдала от жестоких болей в пояснице. Вместе с дочерью Эддой Эмма жила в деревянной хижине в лесу, без водопровода и с минимумом средств.
В гардеробе женщины, которая некогда была первой леди «третьего рейха», теперь имелось только одно платье, одна шляпка и пара старых туфель. Но Геринг, вновь увидев ее близкое лицо после семнадцати месяцев разлуки, на одежду не обратил никакого внимания. Они не могли прикоснуться друг к другу, так как были разделены проволочной сеткой, и Эмму смущало присутствие огромного роста военнослужащего американской военной полиции, стоявшего рядом с мужем. Но в последующие дни она привыкла и ей стало легче разговаривать.
Вынесение приговоров ожидалось 23 сентября, но потом было объявлено, что этот процесс откладывается на неделю. Эмма, которая остановилась в двух комнатах, выделенных ей доктором Штамером, договорилась, чтобы к ней из Сакдиллинга привезли Эдду. Когда она вошла в комнату для свиданий, держа за руку Эдду, Геринг впервые не выдержал и заплакал. Однако он почти сразу улыбнулся сквозь слезы, потому что первыми словами Эдды были: