Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Как бы там ни было, но влияние бывшего рейхсмаршала продолжало ощущаться в ходе судебного процесса. Даже не имея возможности разговаривать с другими нацистскими функционерами во время обеда и на прогулках, он смог уговорить Рудольфа Гесса отказаться давать показания 24 марта. Потому что показания Гесса, умственное состояние которого вызывало опасения у Геринга, могло повредить имиджу покойного фюрера – или нанести ущерб интересам его здравствующего преемника… Следующим должен был давать показания Риббентроп, однако тот притворился больным, и Геринг победно заявил психологу Гилберту: «Ну! Я все же могу защищать всех! […] Хотя не могу поделиться с ними моей твердостью и моей отвагой. И даже не могу дать им пинка под зад, чтобы расшевелить их! Ха-ха-ха!» Эрнст Боле[719]

, свидетель защиты Гесса, в ходе допроса отрицал, что его организация занималась шпионской деятельностью, но от этих показаний не оставил камня на камне помощник Главного обвинителя от Великобритании Гриффит-Джонс. Геринг так прокомментировал этот эпизод: «Уж я-то справился бы с этим англичанином! Я бы ему сказал: “Конечно, у нас были шпионы за границей – и что с того?” Так или иначе, я сказал Гессу, что свидетелей допрашивают обвинители второго эшелона, а не крупные шишки!» Ну конечно же, ведь «крупные шишки» призваны допрашивать только главных обвиняемых, в списке которых он занимает первую строчку… Когда же Риббентроп все-таки начал давать показания 29 марта, Геринг с презрением великого профессионала изрек: «Скука смертная! Я сказал ему, что если он хотел закончить этот нескончаемый номер, ему следовало сделать его интересным. Как это сделал я!»

[720]

Да уж, гордость Германа Геринга действительно не имела меры…

Но вскоре ему пришлось ее умерить: 6 апреля в ходе допроса фельдмаршала Кейтеля обнаружилось, что шеф ОКВ передал прокурору письмо, в котором он назвал Гитлера «ответственным за все террористические и незаконные действия». Это стало очередной пробоиной в едином фронте, созданном Герингом для поддержания «легенды Гитлера». Следующая брешь образовалась спустя девять дней после этого, когда бывший оберштурмбанфюрер СС Рудольф Гесс, вызванный в качестве свидетеля по делу Кальтенбруннера, признался в том, что в концлагере Освенцим было истреблено 2,5 миллиона евреев[721]. Он точно указал, каким именно было его личное участие в этом злодеянии, и заявил, что все осуществлялось по приказу фюрера. Наконец, 18 апреля адвокат Гитлера и Ганса Франка, бывшего генерал-губернатора оккупированной немцами Польши, сделал еще шире брешь в обороне Геринга, когда по поводу истребления евреев сказал суду: «В отличие от людей из окружения фюрера, которые ничего об этих вещах не знали, я должен сказать, что мы, будучи более независимыми, многое знали из радиопередач противника и прессы стран-противников и нейтральных государств».

Но это было ничто в сравнении с показаниями Ганса Бернда Гизевиуса, которого допрашивал Панненбекер, адвокат бывшего министра внутренних дел Фрика. Член тайной оппозиции Гитлеру, Гизевиус много повидал в тридцатых годах и даже выпустил книгу под названием «До горького конца». Он начал отвечать на вопросы Панненбекера после полудня 24 апреля. Для подсудимого Геринга его показания стали катастрофическими по многим причинам: этот бывший сотрудник гестапо и Министерства внутренних дел описал первые месяцы после установления нацистского режима и роль Геринга в руководстве политической полицией Пруссии, о которой он сказал, что она «защищала преступников», и которую назвал «разбойничьей пещерой». Потом Гизевиус рассказал о «Колумбиа-Хауз», собственной тюрьме гестапо, и о деятельности Рудольфа Дильса, которому подчинялась политическая полиция. А также о выдающемся криминалисте Артуре Нёбе, который, будучи вызван в тайную государственную полицию и увидев, что там творится, «пережил внутренний переворот». «В то время в августе 1933 года Нёбе получил от подсудимого Геринга задание убить Грегора Штрассера […] в “автомобильной катастрофе” или на охоте», – продолжал Гизевиус. Когда же адвокат Фрика попросил его вкратце описать обстановку, которая предшествовала «так называемому путчу Рёма», Гизевиус ответил: «Никогда не было путча Рёма. 30 июня 1934 года был лишь путч Геринга и Гиммлера». И осветил эту мрачную главу.