Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Двадцать пятого апреля продолжился допрос свидетелей. Гизевиус долго говорил о ссоре Геринга с Гиммлером и Гейдрихом в ходе махинации, приведшей к устранению с постов высших армейских командиров фон Бломберга и фон Фрика в начале 1938 года. Он рассказал об его интригах, подтолкнувших фон Бломберга к женитьбе на проститутке, о его последующих шагах по дискредитации фон Бломберга перед фюрером, о его участии в нелепом заговоре с целью обвинения фон Фрика в гомосексуализме. Наконец, обо всех его маневрах ради замятия дела, когда возникла опасность того, что оно может обернуться против его зачинщиков. Все это явно не красило человека, который так пекся о своем имидже, и каждый уже понял, почему Геринг попытался заставить Гизевиуса молчать… А тот уже нарисовал портрет бессовестного проходимца, который только и делал, что коллекционировал должности и копил богатства: «Больше всего Геринга занимали его транзакции и коллекции произведений искусства в Каринхалле. И поэтому он редко принимал участие в важных совещаниях. […] Браухич, например, считал, что можно было установить переходный режим с Герингом во главе. Но наша группа всегда старалась не приближаться к этому человеку, даже на час».

Допрос свидетеля обвинителем Джексоном привел к новым неприятным для Геринга откровениям. В частности, относительно поджога рейхстага. Гизевиус рассказал, что «у Геббельса первого возникла мысль о поджоге рейхстага», что Геринг был проинформирован о всех деталях плана и что большинство из десяти членов СА, которые осуществили поджог, было убито под предлогом участия в путче Рёма… После этого Гизевиус вернулся к убийствам, последовавшим за «Ночью длинных ножей», делом, все подробности которого он узнал в течение дня 30 июня 1934 года из непрерывно поступавших в Министерство внутренних дел радиограмм, а также из сообщения Нёбе. И сказал, что «в ходе этой чистки» были лишены жизни «около 150 или 200 человек».

Так что 25 апреля закончилось для Геринга столь же плохо, как и предыдущий день. Но он не прекратил хорохориться. «Это всего лишь разносчик сенсаций, – заявил он, имея в виду Гизевиуса. – Он вспоминает все слухи, которые ходили десять лет назад!» А попытка запугивания свидетеля вызвала однозначно негативную реакцию со стороны подсудимых из числа кадровых военных. Дёниц сказал Рёдеру: «Со стороны Геринга было глупо говорить своему адвокату подобное». А Кейтель добавил: «Он должен был знать, что все это вскроется». Хотя бывшие вояки осудили скорее тактику бывшего рейхсмаршала, а не этику его поступка…

На следующий день Гизевиус, которого снова допрашивал судья Джексон, вновь заговорил о штурмовиках, о концентрационных лагерях, о малодушии генералов и о пороках рейхсмаршала. Поскольку 25 апреля он неоднократно ссылался на Герберта Геринга, обвинитель спросил, в каком родстве тот находился с подсудимым Герингом. Гизевиус ответил так: «Герберт Геринг был двоюродным братом подсудимого Геринга. Я знал его в течение многих лет, и Герберт так же, как и его остальные братья и сестры, заранее предупреждал меня о том несчастье, которое разразится над Германией, если когда-нибудь такой человек, как его кузен Герман Геринг, займет хотя бы самый незначительный ответственный пост. Они говорили мне о многих личных качествах подсудимого Геринга, с которыми мы затем сами смогли познакомиться, начиная с его тщеславия, его страсти к роскоши, его безответственности, его беспринципности, которая не имела границ».

Когда Гизевиус около полудня 26 апреля покинул место свидетеля, стало понятно, что образ Германа Геринга значительно помрачнел. Даже в глазах других подсудимых, что было для него самым неприятным итогом. Во время обеденного перерыва он старался не показываться никому на глаза и избегал встречаться взглядом с остальными подсудимыми, которые тоже старались его не замечать. Действительно, Шахт, Шпеер, Фриче, Франк и фон Папен с самого начала процесса относились к Герингу враждебно, но теперь он потерял большую часть своего влияния на Риббентропа и Розенберга, а Дёниц, Кейтель, Йодль, Рёдер явно дистанцировались от него. И даже покорный фон Ширах, трепещущий Заукель и застенчивый Функ начали относиться к нему более сдержанно. В конечном счете какие советы по организации защиты мог давать им настолько дискредитированный человек, как Геринг? Да, оставались еще Кальтенбруннер, Штрейхер и Гесс, но первый ни о чем не беспокоился, второго презирали все без исключения, а третий явно свихнулся…