«Вечером перед исполнением приговора у меня состоялась длинная дискуссия с Герингом. Я указывал на необходимость приготовиться к встрече с Богом. Во время нашей беседы он подверг осмеянию несколько библейских истин и отказался принять то, что Христос умер за грешников. Это было сознательным отвержением Крови Христа. «Мертвый — мертв» — такими приблизительно были его слова. Когда я, в конце концов, напомнил ему о его маленькой дочурке, которая надеялась увидеть его в небесах, он ответил: «Она верит по-своему, а я — по-своему». Час спустя я услышал шум возбужденных голосов. Мне сказали, что Геринг покончил с жизнью. Когда я вошел в камеру, его сердце еще билось, но вопрос, который я задал ему, остался без ответа. Маленький пустой шприц лежал у него на груди. Вот так он перешел в вечность».
Шприц, очевидно, оставили врачи, безуспешно пытавшиеся реанимировать Геринга. Но рейхсмаршалу все же удалось уйти из жизни при помощи ампулы с ядом. Вот как это произошло.
После Тереке к Герингу зашел лейтенант военной полиции Джон Уэст для вечерней проверки и обыска. Он докладывал, что «перетряхнул все личные вещи Геринга, включая постельное белье и матрас, и ничего запрещенного не обнаружил». Уэст отметил, что Геринг выглядел веселым и много говорил. Очевидно, рейхсмаршал в этот момент уже твердо знал, что в ближайшие часы сведет счеты с жизнью так, как он это давно задумал.
В девять тридцать Геринга посетил доктор Пфлюкер в сопровождении американского лейтенанта Артура Маклинде-на, который, как и большинство охранников тюрьмы, не говорил по-немецки. Врач дал Герингу снотворную пилюлю, которую Геринг проглотил в их присутствии. Затем Геринг и Пфлюкер минуты три поговорили по-немецки, доктор пощупал у заключенного пульс, и они распрощались. Пфлюкер и Маклинден оказались последними, кто заходил в камеру к живому Герингу. В этот момент у дверей камеры № 5 дежурил рядовой 1-го класса Гордон Бингам из роты С 26-го пехотного полка. Геринг уже был в ночной рубашке и во время посещения доктором и лейтенантом оставался в постели. Бингам позднее писал в своем рапорте, что после ухода Пфлюкера и Маклиндена он запер камеру и заглянул в глазок: