«Геринг смотрел на меня, приподнявшись на койке и подавшись к окну. Затем он лег на спину, положив руки по бокам поверх одеяла. С того момента, как Геринг сел в постели, и до того времени, когда он вытянул руки по бокам, вне поля моего зрения оставалась его левая рука. Он лежал, не меняя позы, минут пятнадцать, а потом скрестил руки на груди и немного повернул голову влево. Тут я случайно сбил в сторону лампу и был вынужден поправить ее. Когда я опять заглянул внутрь камеры, он смотрел на меня и показывал в мою сторону пальцем правой руки. Затем он вновь положил руку вдоль бока поверх одеяла. Так он лежал минут пятнадцать — двадцать, потом скрестил руки на груди, подержал их так несколько минут, после чего накрыл руками глаза. Полежав так некоторое время, он опять положил руки на грудь, затем расцепил их и опустил по бокам, потом сунул правую руку под мышку, поднеся локоть к глазам, а позже сложил руки по бокам. Он пролежал так минут десять, потом посмотрел на меня и отвернулся. После этого пришла моя смена, возник небольшой шум, и Геринг опять взглянул на меня. Потом меня сменили, и я ушел».
Бингама у камеры Геринга сменил рядовой 1-го класса Гарольд Джонсон из той же роты С все того же 26-го пехотного полка. Вот его рапорт о том, что произошло дальше:
«Я заступил на дежурство как караульный второй смены у камеры Геринга в 22:30. В это время он лежал на своей койке на спине с вытянутыми вдоль туловища руками поверх одеяла. Он оставался в таком положении без движений минут пять. Потом он поднял руку со сжатым кулаком, как будто закрывая глаза от света, затем опять положил ее сбоку поверх одеяла. Так он лежал совершенно неподвижно примерно до 22:40, когда сложил руки на груди, переплетя пальцы, и повернул голову к стене. Он пролежал так минуты две-три, а потом опять вытянул руки по бокам. Было ровно 22:44, так как в этот момент я посмотрел на часы. Примерно через две-три минуты он как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох».
Джонсон заподозрил неладное и позвал разводящего сержанта, который мигом сбежал по лестнице с верхнего этажа, где находился второй ярус камер.
«Я сказал ему, что с Герингом что-то не так, — писал Джонсон в рапорте, — и он пулей полетел в кабинет администрации. Через несколько секунд он вернулся в сопровождении дежурного офицера лейтенанта Кромера и капеллана Тереке. Лейтенант Кромер заглянул в камеру, затем я отпер дверь, и он вместе с капелланом зашел внутрь. Я вошел следом за ними и осветил камеру».
Правая рука Германа Геринга свешивалась с кровати. Капеллан Тереке, взяв ее, прощупал пульс и с ужасом констатировал: «Боже правый! Этот человек мертв!»