Герман Геринг. Железный маршал

«У заключенных были изъяты все предметы, которыми можно было убить себя или которые можно было использовать для нападения на охрану. Из окон были вынуты стекла, у заключенных изъяты шнурки и ремни. На ночь у них отбирали очки, чернильные ручки и часы со стеклами. Они находились под постоянным наблюдением в камерах. Когда их уводили в зал суда, в камерах устраивались обыски. Еду им приносили только заключенные этой же тюрьмы, не имевшие контактов с внешним миром. Поступавшая заключенным почта тщательно просматривалась. На суд заключенных сопровождали охранники. Им не разрешалось разговаривать друг с другом. Они общались только с персоналом тюрьмы, врачом, дантистом и священником. Одежду для суда им выдавали только после тщательной проверки. Их камеры периодически осматривались, проводились и внезапные обыски, когда обыскивались не только камеры, но и сами заключенные. Их тщательно обыскивали во время мытья дважды в неделю. Несколько раз мы находили запрещенные предметы — гвозди, осколки стекла, проволоку, веревки. Я считал, что этих обысков достаточно и что никому из заключенных не удастся утаить никаких предметов, с помощью которых можно лишить себя жизни».

Что ж, блаженны верующие… На самом деле уже самоубийство Лея должно было послужить тревожным сигналом. Если глава Имперского трудового фронта мог в течение доброго получаса плести и прилаживать петлю, никем не замеченный, значит, надзор за узниками был формальным. Да и обыски проводили не квалифицированные сыщики, а военные полицейские — вчерашние фермеры или бакалейщики. Они вполне могли не заметить ампулу с ядом, спрятанную в тюбик с зубной пастой или зашитую в шов одежды. Шпеер ведь признался, что хранил ампулу с ядом и в Нюрнберге, и в первые годы в Шпандау именно в «вечно запасном» тюбике с зубной пастой, содержимым которого так никто и не поинтересовался.

Замечу, что не только рапорт Эндрюса, но и рапорты охранявших Геринга в тот роковой вечер Бингама и Джонсона вряд ли содержат всю правду. Охранникам надо было оправдаться в том, что они проморгали самоубийство главного подсудимого. Вряд ли оба надзирателя в действительности так уж непрерывно следили за заключенным. Особенно Бингам, который наверняка устал к концу смены и то и дело отрывался от глазка в двери. А может, и вообще дремал…

Из того, что сообщают очевидцы последних часов жизни Геринга и что более или менее не вызывает сомнений, вырисовывается следующая картина действий рейхсмаршала. В момент последнего обыска, которого он наверняка ожидал, ампула с ядом, скорее всего, оставалась на своем традиционном месте под вешалкой. Затем, когда ушел проводивший обыск лейтенант Уэст, а это произошло между половиной девятого и девятью, Геринг незаметно для Бингама достал ампулу, спрятал ее под матрас, разделся и лег. После ухода последних посетителей — Пфлюкера и Маклиндена Геринг воспользовался тем промежутком времени, когда его левая рука находилась вне поля зрения охранника, чтобы незаметно достать яд из-под матраса и положить его в рот. Характерно, что с этого момента, согласно показаниям обоих охранников, он ни разу не раскрыл рта. Затем Геринг дождался, когда произойдет смена караула и уляжется вызванный этим шум, полежал еще несколько минут на спине, закрывая глаза руками от света, который в эту ночь в камере не приглушали, повернулся к стене (все это вполне естественно для человека, который хочет заснуть), а затем незаметно раскусил ампулу и через две-три минуты скончался.