Герман Матвеев "Семнадцатилетние"

— Товарищи! — твердо начала Катя. — Мы предлагаем в президиум собрания избрать, Василия Васильевича, Наталью Захаровну, Варвару Тимофеевну и Константина Семеновича. Возражений нет?

Пока ученицы аплодировали и приглашенные занимали места за столом президиума, Василиса Антоновна нагнулась к сидящей впереди Марине Леопольдовне и шепнула:

— Вот хороший пример для вашего доклада... Преподавательница оглянулась, но вместо ответа только пожала плечами.

— На повестке дня у нас один вопрос, — продолжала Катя. — Вы знаете, какой... Слово имеет Наталья Захаровна.

— Товарищи! Здесь собрались три старших класса и учителя школы, — начала директор — Для нас, конечно, не было тайной, что в этом году исполняется сорок лет работы Василия Васильевича в школе, но мы по ряду причин намерены отметить юбилей в начале нового учебного года. Ученицы, узнав о юбилее, заторопились, и я не хотела сдерживать их порыв. Это было их желание, и мы не стали возражать. Одним словом, официальный юбилей будет в сентябре. А сейчас разрешите, Василий Васильевич, присоединить мои поздравления и самые лучшие пожелания к тому, что вы сегодня услышите.

— Смотрите, как он смущается, — шепнула Надя. Она повернулась к Тамаре и заметила Валю. — Девочки, а почему Белова тут? Кто ее приглашал?

— А черт с ней! Пускай сидит! — довольно громко сказала Кравченко.

— Подписи ее на «Адресе» все равно же нет, — внятно произнесла Аня.

Валя Белова сидела неподалеку, но не слышала этого разговора. Она с утра чувствовала себя нездоровой. В ушах стоял звон, першило в горле, слегка знобило.

— ...Сорок лет работы в школе! Мы, учителя, знаем, чего это стоит. Сколько здоровья, нервов... — продолжала Наталья Захаровна.

Константин Семенович, облокотившись о стол, смотрел в зал. Нина Шарина на коленях держала «Адрес» в переплете из темно-синей кожи и маленький футляр. Щеки ее то краснели, то бледнели. Она должна была передать подарок и сильно волновалась. Лида Вершинина внешне держалась спокойно, и только пальцы, нервно теребившие носовой платок, выдавали ее состояние.

Белова слушала директора с лихорадочно блестевшими глазами и сидела с гордо поднятой головой, но это ей, по-видимому, давалось не легко.

Наталья Захаровна закончила свою речь, и слово получила представительница десятого класса Лида Вершинина. Вместе с ней подошла к столу и Нина с подарком.

— Дорогой Василий Васильевич! В день вашего славного юбилея, от имени учениц десятого класса и от своего тоже, я хочу сказать несколько слов. Несмотря на то, что мы на ваших уроках вели себя не всегда так, как сегодня, несмотря на то, что по химии у нас бывали отметки ниже пяти, мы вас очень и очень ценим и любим. Словами трудно выразить наше чувство... — Она остановилась, взглянула на учителя, перевела взгляд в зал, глубоко вздохнула и продолжала: — Нам повезло. С первых шагов жизни мы встретили такого прекрасного педагога, такого доброго и чуткого человека. Я глубоко убеждена, что, «куда бы нас ни бросила судьбина и счастие куда б ни занесло», ваш образ останется в нашей душе, как одно из самых светлых и теплых воспоминаний школьной жизни. В такие дни полагается делать подарки...

Нина раскрыла футляр и, вынув из него часы, передала Лиде.

— Этот скромный подарок имеет одну особенность, о которой я бы хотела вам сказать. Он куплен на наши собственные, заработанные деньги. Здесь нет ни одной копейки, взятой у родителей. На крышке тут написано: «Дорогому Василию Васильевичу в день славного сорокалетия его педагогической деятельности от самого любящего его класса».

Лида замолчала и, взглянув на Катю, подошла к учителю и протянула ему подарок.

В это время Нина положила перед ним футляр и «Адрес».

Не в силах произнести ни одного слова, учитель поцеловал Лиду и Нину. Красные от смущения вернулись девушки в шумевший аплодисментами зал.

Собрание продолжалось. Девятый класс подарил кофейный сервиз, а восьмой — радиоприемник и портфель.

Говорили девочки мало, и, может быть, в их коротких речах были обычные слова, которые полагается произносить на юбилеях, но слова эти звучали так просто, тепло и искренне, что всем казалось, будто слышали они их впервые.

Наконец поднялся юбиляр.