Германия на заре фашизма

Гинденбург нашел оба варианта неприемлемыми. Его отталкивал радикализм и грубость нацистов, и ему претила мысль о включении их в правительство. Но должным образом настроенный своими баварскими друзьями, он также не желал подавлять «(национальное» движение силой. Всегда избегавший «(хирургического» вмешательства, Гинденбург не мог принять решение. Брюнинг заметил, что маршал не в состоянии сконцентрироваться, и подумал, что у того провал в памяти. Возможно, Гинденбургу просто было сложно, учитывая слабость после болезни, следить за замысловатыми объяснениями канцлера. «Для Гинденбурга, – писал один из наблюдателей, – визиты Брюнинга всегда были связаны с большим напряжением, потому что последний ожидал слишком многого [от президента], когда делал свой доклад», и это было особенно заметно, когда маршал был не вполне здоров. Обсуждение закончилось ничем, пришлось вмешаться Шлейхеру и Гренеру, и только тогда президент снова заверил канцлера в своем доверии[29].

Брюнингу пришлось заплатить довольно высокую цену за поддержку Гинденбурга. Президент не желал больше откладывать реорганизацию кабинета. По его настоянию из правительства должны были уйти три человека: Куртиус, считавшийся слишком «мягким» для министра иностранных дел, Вирт, которого Гинденбург недолюбливал лично и который, являясь представителем левого крыла партии «Центра», был нежелательным для правых, и Герард, единственная вина которого заключалась в том, что он тоже был членом партии «Центра». И хотя он был одним из самых ее консервативных лидеров, его присутствие в кабинете давало партии «Центра», по мнению Гинденбурга, чрезмерно сильное представительство.

В новом правительстве Брюнинг взял на себя обязанности министра иностранных дел. Гинденбург предпочел бы назначение на этот пост барона фон Нейрата, немецкого посла в Лондоне, общительного шваба, консервативно – националистические взгляды которого делали его более приемлемой кандидатурой для правых. Но Брюнинг, вся политика которого основывалась на достижении быстрого дипломатического успеха, хотел сам провести переговоры о репарациях и разоружении. Место Герарда занял Тревиранус, оказавшийся неэффективным администратором программы помощи сельскому хозяйству. Этот пост спустя несколько недель был доверен землевладельцу из Восточной Германии, общепризнанному эксперту в области сельского хозяйства Гансу Шланге – Шенингену, бывшему лидеру Немецкой национальной партии, который порвал с Гугенбергом летом 1930 года.

Оставался нерешенным вопрос, кто станет преемником Вирта и возьмет на себя стратегическое министерство внутренних дел. Было названо имя Отто Геслера, бывшего министра рейхсвера. Его управление министерством рейхсвера заслужило одобрение правых – в основном потому, что он оказался очень снисходительным «бригадиром» для генералов. Он не имел никаких партийных связей, и было известно, что Гинденбург относится к нему благожелательно. (Чувства Гинденбурга имели большой вес, и его личное отношение к кандидатам было важным аргументом.) Кроме того, Геслер принимал активное участие в реформировании федеральной структуры страны и потому казался подходящей кандидатурой на пост министра иностранных дел.

Предложение занять этот пост Геслер принял с готовностью. У него уже имелся готовый план, как справиться с кризисом: правительству следовало взять на себя диктаторскую власть. Вооружившись ею, кабинет сможет провести всеобъемлющую реорганизацию страны и принять стремительные меры против катастрофической безработицы. Планы Геслера поддержала и партия Брюнинга. Монсиньор Каас уже давно весьма благосклонно относился к установлению открытой диктатуры при лидерстве Брюнинга. У Геслера также сложилось впечатление, что, по крайней мере, отдельные лидеры социалистов одобряют этот план. Канцлер, однако, был куда менее оптимистичен: план Геслера был очень похож на одну из альтернативных политических линий, которую он обсуждал с Гинденбургом всего лишь несколько недель назад. Брюнинг знал, что Гинденбург ни за что не пойдет на временную приостановку действия конституции, предлагаемую Геслером.