Германия на заре фашизма

Требование сильного лидерства выдвигали не только правые. Депутат от «Центра» заметил еще в 1926 году, что с уменьшением доверия к партиям возрастает необходимость в народном лидере. «Она отражает глубокую духовную потребность избирателей и сильнее всего ударит по тем партиям, в рядах которых нет подобных народных лидеров или которые по каким – то причинам уходят от сильного и смелого лидерства». Монсеньор Каас, избранный председателем партии «Центра» в 1928 году, озвучил очень похожие мысли: «Никогда еще немецкая душа не стремилась так страстно и нетерпеливо к великому лидеру в духе прежних времен, как в эти дни, когда нас одолевают национальные и культурные проблемы». «(Страстное стремление к сильной воле лидера и спасительным идеям распространилось по всей Германии, – писала либеральная «Дойче фольксвирт». – Настал час для немецкой демократии доказать, чего она стоит».

А социал – демократы, казалось, не ведали о глубине этого чувства. Их ведущие теоретические средства массовой информации практически игнорировали все предложения о реформировании политической и парламентской систем, так же как и звучащие повсеместно требования сильного руководства. В лице Отто Брауна они имели человека сильного и способного, пользующегося уважением даже у оппозиции[23]. «Уважение, которым прусский рейхскомиссар Браун пользуется в консервативных кругах, – писал «Дойче фюрер брифе», информационный бюллетень, близкий к промышленному крылу Немецкой народной партии, – относится не к его политическим воззрениям и еще меньше к действиям, а к манере его действий – целеустремленной, твердой, уверенной, решительной». Но только социалистическая партия не выбрала его на роль канцлера, да и его взгляды не имели, казалось, особого веса. Скорее всего, причиной тому была летаргия, а не убеждения, но социал – демократы непоколебимо верили в веймарскую демократию в том виде, в каком она существовала, и эта вера была несовместимой с надеждой на сильного лидера.

Таким образом, брешь между социалистами и буржуазными партиями неуклонно расширялась, а дальнейший упадок экономики усилил напряжение между ними. Однако политический импульс депрессии не проявился полностью до тех пор, пока рейхстаг не ратифицировал план Юнга. Существенная часть депутатов рейхстага находились в оппозиции к правительству Мюллера, но понимали необходимость принятия плана Юнга. Поскольку для этого требовалась поддержка социал – демократов, они позволили правительству продолжать работать до ратификации плана.

Когда же план Юнга был принят, конфликт интересов партнеров по коалиции раздул тлеющую искру в открытое пламя кризиса. Вряд ли стоит удивляться, что борьба сосредоточилась вокруг проблемы реорганизации страхового обеспечения безработных, главным вопросом которой было распределение увеличившегося финансового бремени, ставшего результатом ухудшения ситуации с занятостью. Это был не просто финансовый вопрос, поскольку он упирался в вечную и неразрешимую проблему взаимоотношений между трудом и капиталом.

Капитал доказывал, что не может принять на себя большее финансовое бремя, и считал более важным в условиях экономического спада снижать стоимость продукции, чем увеличивать свой вклад в страховой фонд. Наниматели требовали, чтобы платежи по пособиям существенно снизились. Со своей стороны представители трудовых слоев утверждали, что безработные получают едва ли достаточно, чтобы удовлетворить свои минимальные потребности, поэтому дальнейшее уменьшение пособий не может стоять на повестке дня. Но кроме сугубо экономических проблем, на кон было поставлено и нечто большее. Для трудящихся система страхового обеспечения безработных означала не только гарантию того, что жизненный уровень останется терпимым; они видели в ней также меру против попыток капитала использовать безработных против тех, кто имеет работу. Для нанимателей же такая система представлялась расточительной, открытой для злоупотреблений (что не отрицалось и трудящимися, только в другой степени) и с финансовой точки зрения несносной. Они видели в системе страхования прежде всего самоутверждение трудящихся и хотели ограничить ее вместе с коллективными требованиями и третейскими судами.

Политически этот конфликт интересов отражался в новых разрушительных тенденциях, которые угрожали существованию правительства Мюллера. Народная партия стала более определенной в выражении своей оппозиции «марксистской» политике. После смерти Штреземана в октябре 1929 года она проявляла все более отчетливое стремление выйти из коалиции с социалистами, а растущее меньшинство в социал – демократической партии желало уйти из правительства на основании того, что действенную помощь трудящимся можно оказать только активной оппозицией буржуазным партиям, а не сотрудничеством с ними.