Германия: самоликвидация.

Большим поборником религиозной терпимости сегодняшнюю Турцию при всём желании не назовёшь, и необузданные либо надменные речи их премьер-министра – всё, что угодно, но только не блестящий пример толерантности. Христианские церкви за несколько столетий были принуждены к секулярному, плюралистическому разумению. Исламу этого не хватает до сих пор. Почти во всех исламских странах – от Египта до Малайзии – в наши дни даже усугубляется давление на христианские меньшинства вплоть до преследований и угроз физической расправы{339}. Коран, как и Библия, во многих местах противоречивая и тёмная книга, к тому же слишком образная и слишком привязанная ко времени своего создания. Претензия на абсолютную истину, которую приписывают буквальному тексту сур Корана, может привести к совершенно разным результатам, в зависимости от толкования и выбора текста. Для оправдания террористических действий там тоже всегда найдётся достаточно подходящих сур. Из них можно вывести указание на какое угодно, вплоть до самого худшего, обращение с неверными. В частности, разрешено при необходимости обманывать неверных и вводить их в заблуждение.

Как бы ни было справедливо утверждение, что на каждого нужно воздействовать убеждением, всё же наивно полагать, что конструктивный диалог с нашими мусульманскими мигрантами может раскрыть исламу глаза на преимущества просвещения. Поэтому у Кристофера Колдуэлла для всех исламских конференций, тут и там вырастающих словно из-под земли во всех европейских странах с мусульманскими мигрантами, есть только одна язвительная шутка: «Все страны следуют примерно одинаковой стратегии ассимиляции ислама, наделяя мусульманские группы давления псевдоправительственным статусом и заявляя, что это позволит создать такую разновидность ислама, которая будет отражать ценности Европы, а не наоборот»{340}.

Далеко не всегда диалог присутствует там, где есть его вывеска: король Саудовской Аравии Абдулла хоть и стремится к межкультурному диалогу, но вместе с тем хотел бы экспортировать шариат. И с традицией толерантности дело продвинулось не слишком далеко даже в хвалёной мавританской Андалузии: мусульманские владыки хоть и терпели еврейское и христианское меньшинства, члены которых, однако, считались гражданами второго сорта, так называемыми подохранными, религиозная свобода предоставлялась им только за высокий подушный налог{341}.

Если берлинский сенатор по внутренним делам Эрхарт Кёртинг хочет говорить с «религиями» (он имеет в виду лишь различные направления ислама), чтобы «воспрепятствовать радикализму», это никогда не помешает: «У меня такое впечатление, что эти религии слишком отклонились от их традиций, если их придерживаться. Я верю в то, что у ислама, как и у христианских церквей, дискуссия с секулярным миром тоже позволит двигаться вперёд»{342}. Какая, однако, вера! У христианских церквей этот процесс длился несколько веков, и при этом текли реки крови. В конце концов, секулярная государственная власть повсюду добилась секуляризации вопреки церкви и не в диалоге с ней, а в силу принятия решений монархов или граждан против церкви.

Что касается диалога с исламом, то справедливо трезвое суждение Кермани: «…пожалуйста, говорите с умеренными, но они и так не бросают бомб, о чём же вы хотите с ними говорить?.. Это иллюзия – полагать, что версия ислама, которая наконец-то стала совместимой с правами человека, выбьет почву из-под ног террора»{343}.

Интересны трудности, с которыми сталкиваются либеральные умы в Германии, когда требуют секулярного ислама. Редактор Die Zeit Томас Асхойер называет поборников секулярного ислама «секуляристами». Он считает, что борьба «секуляристов», таких, как Хирси Али[60] и Некла Келек, сама имеет фундаменталистский крен, и цитирует известного политолога Тимоти Гордона Эша: «Если мы хотим одолеть религиозный экстремизм, мы должны завоевать себе в союзники мусульманский мейнстрим»{344}. Томас Штайнфельд из Süddeutsche Zeitung и Клаудиус Зайдль из Frankfurte Allgemeine Sonntagszeitung рубят в ту же засечку: кто столь же воинственно выступает за западные ценности, как радикальный ислам за свои священные писания, тот сам становится фундаменталистом{345}. Некла Келек замечает по этому поводу, что по таким статьям видно, насколько критикам чужда культура ислама, если защиту прав человека против религиозного радикализма они объявляют фундаментализмом{346}.