Германия: самоликвидация

Всё более поздние роды первого ребёнка как раз у женщин с высоким уровнем образования — существенная причина малодетности в этой группе. Вознаграждение могло бы помочь запустить эффект «тяни-толкай». Опыт показывает, что последующие дети появляются в том случае, если первый ребёнок родился не в очень поздние годы. Правда, вознаграждение — а это будет политический подводный камень — можно вводить лишь селективно, а именно для тех групп, в которых более высокая фертильность особенно желательна для улучшения социоэкономического качества структуры рождаемости.

Нет ничего неизменного

Описанные отправные пункты показали, что вполне себе есть инструменты, смелое внедрение которых могло бы улучшить в целом как коэффициент рождаемости, так и структуру рождаемости. Франция и Соединённые Штаты — два примера больших стран нашего уровня развития, в которых цифры рождаемости близко подходят к обеспечению постоянства численности. Примечательно, что обе эти страны располагают существенно лучшими статистическими данными, чем мы^{537}. Пути, которыми шли обе эти страны, чтобы справиться с проблемами, очень разные: США не имеют семейной политики в нашем понимании, но у них нет и иммиграции в систему трансфертов. Тем самым их мигранты совсем другого качества. Также у них не столь сильно выражена разница в рождаемости в зависимости от уровня образования. Франция, как и Германия, имеет проблему с мигрантами мусульманского происхождения, но во Франции коэффициент рождаемости заметно выше, чем в Германии, и французские образованные слои вносят в это гораздо больший вклад.

Есть необходимость действовать. Есть инструменты для этого. Будем ли мы что-то делать? Интересно было бы взглянуть.

Глава 9 МЕЧТА И КОШМАР ГЕРМАНИЯ ЧЕРЕЗ 100 ЛЕТ

Горные вершины Спят во тьме ночной;

Тихие долины Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнёшь и ты.

Иоганн Вольфганг фон Гёте.

Ночная песнь странника (пер. М. Ю. Лермонтова)

В предыдущих главах было приведено множество цифр, дан анализ сложившейся ситуации, и даны определённые оценки. Теперь остановлюсь на двух моментах:

1) каждое государство имеет право решать, кого привлекать в свои пределы, а кого нет;

2) западные и европейские ценности и культурное своеобразие народов Европы стоят того, чтобы их сохранять. Датчане и через 100 лет должны иметь возможность жить среди датчан, а немцы — среди немцев, если они этого хотят.

Против ценностей гражданского общества, выраженных в этих двух положениях, в Германии вот уже несколько десятилетий ведётся борьба — частью публичная, частью скрытая. Тех, кто согласен с этими положениями, оттесняют в «правый» угол. Распространённая в Германии якобы либеральность с часто неосознанной социализацией в традиции 1968 г. находит одиозной любую политику в области населения, одобряя при этом любой приток иммигрантов. Регулирование или ограничение притока считается в этих кругах нелегитимным либо аморальным, к тому же, по их мнению, оно является выражением затхлого национального чувства, желающего сохранить немецкий характер Германии.

Но я хотел бы, чтобы мои потомки через 50, а также через 100 лет всё ещё жили в Германии, где языком общения был бы немецкий, а люди ощущали себя немцами в стране, которая сохраняет и развивает свои культурные и интеллектуальные возможности, в стране, укоренённой в Европе наших отчизн. Я нахожу, что это, с вашего позволения, важнее, чем вопрос о том, поднимется ли уровень Северного моря в ближайшие 100 лет на 10 или на 20 сантиметров. Я уверен, что и наши восточные соседи в Польше через 50 или 100 лет тоже хотят оставаться Польшей, равно как и французы, датчане, голландцы, чехи, которые желают того же для своих народов и стран.

Речь идёт о правильном сохранении и дальнейшем развитии идентичности народов и государств. Переходы при этом размыты: немецкие швабы и швейцарцы немецкого происхождения сходны во многих аспектах. Эльзасу никогда не отречься от своих немецких корней, точно так же, как в Ницце можно заметить присутствие Италии в далёком прошлом. Архитектурный стиль и градообразование показывают общие культурные корни народов, населяющих Северо-Европейскую низменность — от Брюгге до Таллина (в старину Ревеля).

Швейцария — прекрасный пример того, как различные идентичности могут сохраняться в непосредственной близости тысячу лет: в кантоне Валлис (Вале), где восток говорит по-немецки, а запад по-французски, языковая граница за последнее тысячелетие смещалась туда и обратно лишь незначительно: если резиденция епископа находилась в Бриге, то она смещалась на запад, если же в Сьоне (Зиттен), то — на восток. Город на полдороге между Сьоном и Бригом назывался то Сиерром, то Сидерсом.