Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Мощная публицистическая волна, появление множества пропагандистских книг, брошюр и листовок наглядно убеждали в непримиримости враждебных религиозных партий. Литература тридентского католицизма, сравнительно поздно вышедшая на имперскую аудиторию в сравнении с лютеранской или реформатской пропагандой (лишь в 70-е гг.), как раз в начале XVII в. переживала настоящий подъем. Огромный вклад в полемику с конфессиональными оппонентами, как показало исследование Рихарда Кребса, внесли иезуиты, ставшие главными носителями католической пропаганды в литературе. Анализ литературной полемики позволяет констатировать весьма важную тенденцию: формально провозглашая верность аугсбургским принципам, формально отталкиваясь от фундамента «земского мира», и католические, и протестантские литераторы, однако, все более последовательно подчеркивали тезис конфессионального универсализма — в будущем должна восторжествовать лишь одна, «истинная» вера. Ради этой главной цели следовало жертвовать многим. Развивался тезис о тираноборстве ради низвержения попиравшей религиозные свободы власти, об искоренении еретических движений, если те грозили уничтожить мир Старой Церкви. Причем оборонительный тезис (удар по еретикам лишь в случае опасности для Церкви) все более превращался в наступательный: борьба с еретиками как непременное условие сохранение Церкви. Весьма последовательно подобные мысли выражали в своих работах иезуиты Матфей Майерхофер («Зерцало проповедника», 1600) и Иоганн Пауль Виндек («Взгляд на будущее Церкви», 1609). Лютеранскую точку зрения с теоретическим блеском защищали прежде всего представители саксонской ортодоксии в лице дрезденских надворных проповедников Поликарпа Лейзера и Матфея Гоэ фон Гоэннегга. Не отставали от них и глашатаи Евангелия из Тюбингена, старого стража лютерова наследия в Империи. Все более возвышался и голос реформатов. Кальвинистские богословы всю мощь своей пропаганды направили на полемику с католиками, проявляя по отношению к лютеранам несколько большую терпимость. Абрахам Скультет. надворный проповедник в Гейдельберге, постоянно подчеркивал органичное родство протестантов двух направлений, призывая бороться в первую очередь с папистским Римом. Догматические разногласия в стане реформатов (Дордрехтский синод 1618–1619 гг.), конечно, до некоторой степени подрывали конфессиональное единство, но едва ли это заметно сказывалось на поведении радикалов в имперских землях. В лице Георга Эразма Чернембля. вождя австрийской дворянской оппозиции, кальвинизм нашел накануне войны самого известного и талантливого интерпретатора концепции Альтузия. Если Христиан Ангальтский выполнял роль политика-практика, то Чернембль во многом идеологически подготавливал дворянскую оппозицию к будущим битвам. Своей высшей точки литературные страсти достигли в 1617 г., в столетнюю годовщину лютеровой Реформации. Некоторые исследователи вообще склонны считать вспыхнувший тогда взрыв религиозных эмоций прямым прологом к начавшейся вскоре войне. Самым ярким воплощением пропаганды и контрпропаганды в тот год стала полемика между дрезденцем Гоэ фон Гоэннеггом и иезуитом Адамом Конценом по вопросу о значении и итогах лютеранской Реформации.

Накал полемического противостояния усиливался не только между католиками и протестантами, но и внутри самого протестантского мира, прежде всего между лютеранами и реформатами. Никогда с середины XVI в. взаимное сосуществование двух конфессий не знало столь бескомпромиссной литературной борьбы, как в предвоенные годы. Дух абсолютной нетерпимости, совершенного неприятия чужих взглядов, желание метафорически как можно глубже уязвить оппонентов характеризовали эту полемику и особенно ее лютеранскую сторону. Заметнее всего здесь выглядела фигура уже упомянутого надворного пастыря курфюрста Иоганна Георга I Матфея Гоэ фон Гоэннегга. Он не только переиздавал, снабжая собственными комментариями, ранние антикальвинистские памфлеты, но и весьма последовательно ставил реформатскую конфессию на один уровень с «папистским Римом», полагая, что в некоторых случаях для лютеран более пристало действовать заодно с папистами, нежели с «кальвинианами». Если «антихристов Рим», по меньшей мере, берет свои корни от некогда чистой и непорочной первоапостольской церкви, то ересь Кальвина абсолютно беспочвенна: она есть порождение сатанинских сил и пагуба — в политическом смысле — всей Империи. Кальвинизм не только проповедует неверную догму, но и извращает дело Мартина Лютера.