Германия в ХХ веке

Покушение на одного из лидеров молодежного протеста Руди Дучке (11 апреля 1968 г.) вызвало ответные акции его сторонников, заставившие прессу говорить о самой жаркой неделе в истории ФРГ. Это можно было понимать в прямом и переносном смысле – студенты пытались поджечь универмаги и здания концерна Акселя Шпрингера, считая его бульварные газеты подстрекателями мещанского протеста. Эскалация насилия совпала с обсуждением в бундестаге конституционных законов, предусматривавших действия исполнительной власти в условиях чрезвычайного положения. Оппозиционные силы, помня о печальном опыте соответствующих статей веймарской конституции, увидели в этом попрание конституционных прав граждан, наступление реакции и даже (в понятиях левых радикалов) «реставрацию западногерманского империализма». В «звездном марше» на Бонн, организованном федеральным центром профсоюзов для того, чтобы помешать принятию законов, приняло участие более 50 тыс. человек. На самом деле символика чрезвычайного законодательства, принять которое не смогла ни одна из предшествующих коалиций, заключалась в ином. Законодательная власть продемонстрировала способность к принятию непопулярных решений, идущих наперекор массовым настроениям. Этого в свое время не хватило веймарским парламентариям, неспособным противостоять давлению старых элит и новых радикалов. 30 мая 1968 г., когда бундестаг двумя третями голосов проголосовал за законы о чрезвычайном положении, стало последним аргументом, превратившим расхожую формулу «Бонн – не Веймар» из пожелания в реальность.

Признавая приоритет международных факторов, вызвавших к жизни молодежное движение конца 60-х гг., западногерманские политологи с гордостью подчеркивают его национальную специфику. «Главной заслугой молодежного протеста стало разрушение стереотипов повседневной политической культуры – мы стали более открыто говорить, свободней думать, социальный контроль над личностью стал менее жестким» (Ф. Брандес). В то же время «внепарламентская оппозиция доказала то, что она пыталась опровергнуть своими действиями: способность демократической системы к самореформированию» (Г.А. Винклер). Эпатаж молодежного протеста покончил с верой во всесилие «отца-государства» (Obrigkeitsstaat) и поставил вопрос о моральном измерении большой политики. Символично, что в современное западногерманское правительство входит несколько ведущих политиков, чья карьера начиналась на демонстрациях и митингах весны 1968 г. Впитав в себя движение молодежного протеста, политическая система ФРГ сдала экзамен на зрелость, хотя свое совершеннолетие западногерманское государство и его первое поколение встретили по разные стороны баррикад.

На этом делают акцент те историки, которые считают молодежные протесты конца 60-х гг. деструктивными и ставят их в один ряд с подъемом правого радикализма. Волна насилия «избалованных детей» поставила под вопрос результаты двух десятилетий политического строительства. «Левые экстремисты бросили вызов либеральному государству», представление о них как о прогрессивной силе является мифом симпатизировавших им средств массовой информации (К. Хильдебрандт). Реабилитация лидерами молодежи коммунистической идеологии и раздувание антиамериканских настроений ставили под вопрос место Западной Германии в сообществе демократических государств и противодействовали политике разрядки международной напряженности. К. Зонтхаймер считает избавление общества от «детской болезни левизны» и политики от антипарламентской оппозиции символом второго рождения ФРГ.

Действительно, студенческому движению можно предъявить немало упреков. Его отличало отсутствие последовательности, идейные шарахания, изоляция от подавляющего большинства населения, в том числе и от рабочего класса, который неомарксистским теоретикам так и не удалось «разбудить». Отрицание конституции и готовность к применению насилия для достижения светлых идеалов находились в явном контрасте с требованиями морально чистой политики. Анализ поражений и перспективы борьбы, предлагавшиеся идеологами движения, имели известные параллели с историей российского народничества. Уже в мае 1968 г. Хабермас призывал «заменить тактику фиктивной революции долгосрочной стратегией просвещения масс». Хождение в народ приняло в последующие годы форму завоевания государственных учреждений «снизу» (der lange Marsch durch Institutionen), радикальное меньшинство ушло в подполье и обратилось к тактике политического террора.