Германия в XX веке

Образование «революционными старостами» и социалистами комитета действия, провозгласившего свержение СНУ, было расценено в советской историографии как «неудавшаяся попытка захвата власти немецким пролетариатом». Гораздо ближе к истине мнение, что январские события в Берлине являлись «путчем левых радикалов» (Г.А. Винклер). Обратившись в критический момент за помощью к регулярным армейским частям и «фрайкоровцам», правительство Эберта было вынуждено смириться с их произволом. 15 января были убиты лидеры КПГ Карл Либкнехт и Роза Люксембург. Попытки оживить социальную революцию, предпринимавшиеся левыми радикалами зимой-весной 1919 г. (мартовские бои в Берлине, советская республика в Мюнхене, продержавшаяся несколько недель) являлись отзвуками уходившей грозы, слабость которых лишь подчеркивала истощение политической энергии масс.

Можно ли вообще применительно к событиям ноября 1918 – января 1919 гг. говорить о революции, приведшей Германию к демократии? Да, если рассматривать ее как последнюю из европейских революций «долгого» ХIХ века, устранивших абсолютистские атавизмы в политической структуре сложившегося индустриального общества. Как и бисмарковское объединение страны «сверху», Ноябрьская революция «снизу» исторически опоздала, и с этим были связаны катастрофические последствия обоих событий для германской истории ХХ века. Революция была обращена в прошлое, а не в будущее, ее лидеры видели себя прежде всего продолжателями дела либеральной демократии образца 1848-1849 гг. Параллели с событиями тех лет очевидны – обе революции были порождены внешними факторами, отдали политическое лидерство умеренным республиканцам, оказавшимся «революционерами против своей воли», и сопровождались неудавшимися попытками радикалов обернуть их ход в свою пользу. В обоих случаях массы, вначале с энтузиазмом поддержавшие новую власть, вскоре отошли от нее, посчитав себя преданными, ибо политический переворот не затронул общественных основ, не дал им ожидаемого материального прогресса.

Напротив, сравнение германской революции 1918 г. с российской революцией 1917 г. указывает на принципиальные отличия как в их динамике, так и в конечных результатах. Прежде всего исчез фактор войны, дискредитировавший в глазах народа любое правительство. Сменившей монархию Гогенцоллернов парламентской элите удалось удержать в своих руках государственную власть, в то время как в России ее перебрасывали из рук в руки, как горячую картофелину. Применительно к Германии если и можно говорить об элементах двоевластия, то только внутри советов, а не между «пролетарскими» советами и «буржуазным» правительством. Не было серьезных атак справа вроде корниловского путча, позволивших противоположному полюсу сплотиться и вооружиться. Главное отличие все же заключалось в более рациональном сознании немцев, ценностях «порядка» и уважения власти, которые хотя и были поколеблены опытом войны, все же устояли перед утопией мировой пролетарской революции, которой были заворожены социальные низы большевистской России.

Из социально-политических потрясений, вызванных первой мировой войной, германскую революцию можно назвать одним из самых осторожных. Скорее оказавшиеся у власти, нежели захватившие ее социалдемократы руководствовались принципом «не навреди». Принятие решений о будущем страны было вынесено за скобки революции. В результате ее половинчатость оказалась гораздо менее очевидной, нежели поражение революции 1848-1849 гг. «Пиррова победа» либерально-демократических сил мешала им увидеть то, что не могла исправить никакая конституция: общественное мнение воспринимало республику как результат военного поражения, а демократию – как составную часть диктата победителей. После 1918 г. Германия продолжала жить ожиданием «правильной» революции, и находившемуся в состоянии заторможенного психоза массовому сознанию в общем-то было все равно, какого цвета – красного или коричневого – окажется ее окончательный итог.