Германская армия на Западном фронте. Воспоминания начальника Генерального штаба. 1939-1945

Рундштедт оказался в положении, вероятно, беспрецедентном в истории. То, что ни он, ни какой-либо другой высокопоставленный военачальник не мог найти выход из такой дилеммы, с одной стороны, свидетельствует об их ограниченности и принадлежности к миру солдата, в котором они сознательно или бессознательно искали прибежища. Но с другой стороны, это показывает, как бесконечно трудно было прийти к решению. Давайте надеяться, что военные лидеры других стран никогда не окажутся в такой же ситуации. Лиддел Харт пишет в «Манчестер гардиан» 29 апреля 1942 года: «Я «слепо» критиковал их в своей книге, но я сомневаюсь, чтобы генералы других стран при таких же обстоятельствах могли сделать больше, чтобы сбросить такой режим».

Ремаген

В начале марта 1945 года Кейтель по телефону объявил, что командование должно будет «ответить Гитлеру за продолжающееся отступление на Западном фронте». Я, как начальник штаба у Рундштедта, должен был немедленно прибыть к фюреру. Совещание состоялось в рейхсканцелярии 6 марта и длилось более пяти часов.

Главная точка зрения Гитлера заключалась в том, что пехотные дивизии, каждая в среднем состоявшая из 5000 человек, должны были удержать фронт длиной в пятнадцать километров для каждой при том, что все люди находились бы на огневых позициях и, более того, образовали бы резерв. Однако особый гнев его вызвал рапорт Рундштедта, о котором уже упоминалось, касавшийся истинной ценности Западного вала. Он назвал рапорт «позорной фабрикацией». Враг дрожал перед этим «чудом германской техники». При этом германский офицер зашел так далеко, что стал утверждать, что солдаты предпочитают сражаться на открытом пространстве, чем под защитой бетона.

Вновь и вновь я пытался убедить Гитлера, что нехватка сил требует сокращения линии короткого фронта. В противном случае возникает опасность прорыва. Поэтому командование вновь попросило, чтобы ему позволили оставлять укрепления на свое усмотрение. Возражая на это, Гитлер спрашивал, какие силы могут быть сохранены. На это я мог лишь ответить, что на самом деле вопрос о «сохранении» вообще не стоял. Можно лишь подчеркнуть, что нынешний фронт в его перенапряженном состоянии мог быть прорван в любой момент в результате любых атак союзников. Гитлер, который за словом в карман не лез, ответил, что если нам придется сократить фронт, то враг также способен сделать это, и в таком случае сможет сделать свое превосходство еще более значительным на меньшей территории.

Гитлер почувствовал себя особенно неуютно, когда я упомянул о страданиях гражданского населения, которое от отчаяния уж видело в наших войсках не защитников, а тех, чье присутствие угрожало лишить их того немногого, что еще у них оставалось. Гитлер намеренно избегал обсуждения этого вопроса, даже несмотря на то что я ответил на один из его упреков тем, что «существование за линией фронта» в городах Запада более невозможно из-за царившей там нищеты и бедствий. Только те, кто знаком с атмосферой, в которой это было произнесено, может до конца оценить это замечание.

В конце Гитлер вроде бы убедился, что жесткая манера, в которой велось сражение до сих пор, была более невыполнима. Впрочем, Йодль скептически отнесся к тому, насколько долго продлится его убеждение, и он очень скоро оказался прав. Но все равно, страх прорыва, который я выразил, нашел неожиданно быстрое оправдание.

Как раз на следующий день, 7 марта, американским танкам удалось прорваться через наш фронт в Ремагене, где в их руки попал неповрежденным железнодорожный мост через Рейн. И сразу же враг подтянул подкрепления и построил плацдарм на восточном берегу, который с каждым часом увеличивался. Как же это произошло? Объяснение простое. Как эластичная лента под избыточным напряжением больше не растягивается, а рвется, так же и тонкая линия, которой был сейчас подобен германский фронт, была разорвана на части. И поскольку в тылу не было резервов, враг сумел беспрепятственно прорваться к мосту. Это правда, что он был подготовлен к уничтожению, но по той или иной причине саперы-резервисты, люди старше сорока лет, не смогли взорвать его. Противотанковые орудия, которые могли бы остановить технику врага на мосту, либо оказались не под рукой, либо не сумели вовремя открыть стрельбу, а войска были недостаточно сильны, чтобы отбросить врага на восточный берег. Естественно, Модель сделал все, что было в его силах, чтобы стиснуть плацдарм концентрированными контратаками, однако он был в невыгодном положении, потому что враг мог подтянуть войска быстрее. Поэтому с самого начала германская сторона имела мало шансов на победу в забеге на Ремаген. Все попытки уничтожить мост позднее, посредством атак бомбардировщиков или «людей-лягушек» из флота, которые применяли мины, не увенчались успехом.