Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945

Эти конфликтующие тенденции явственно проступили в начале попыток реорганизации армии Бойеном, когда он ставил своей целью ввести тот же дух в ландвер и в линейные полки. Он требовал, чтобы на маневрах с ландвером принимался в расчет возраст, буржуазное мировоззрение и интеллектуальный уровень воинов. Это вызвало сомнения у принца Пруссии. «Почему, – спрашивал Вильгельм, – буржуазное мировоззрение, интеллектуальный уровень и более зрелый возраст отцов семейств, десятников, владельцев фабрик и т. д. дает право считать, что несение военной службы для них не столь обязательно, чем для вновь набранных рекрутов?» Такой обмен мнениями, конечно, в большей степени относился к ландверу. Это подняло целый ряд вопросов о состоянии духа новой армии, породило то противостояние, которым была отмечена дальнейшая эволюция армии в XIX веке и которое проявилось непосредственно в Первую мировую войну. Динамичный принцип противостоял статичному: первый был представлен сначала Бойеном и демократией, а второй – Вильгельмом I и консерватизмом.

Дух времени оказал значительное влияние даже на линейные полки, прежде всего в области дисциплины, теоретически и практически. В 1818 году появились комментарии, специально изданные для офицеров, о ревизии статей артикула войны от 3 августа 1808 года. «Там нет ошибки, – говорилось в них, – преимущество, которое отличает новое отношение к людям от прежних времен, – более гуманное обращение с ними, которое вытекает из предположения, что они обладают моральными привычками и инстинктами. Все регуляции сейчас предполагают более высокий стандарт чести среди людей; суровые и публичные телесные наказания, которые применялись раньше, отменены; и березовые розги также полностью отменены. Избиение сохраняется только для тех, кого нельзя удерживать в порядке и исправлять более снисходительными способами, но даже так битье нельзя производить публично, но только в присутствии других солдат. Другие наказания, более подходящие к достоинству профессии офицеров, и для людей почтенных также были введены». Главная цель всех этих последних регуляций по дисциплине состояла в том, чтобы возбудить и поддержать чувство чести даже у каждого рядового солдата, и эта цель была выражена в терминах человеческого достоинства. К 1844 году мы уже находим упоминание об угрозе наказания для младших офицеров, которые злоупотребили властью, и наконец, появился прусский военный уголовный кодекс, опубликованный 3 апреля 1845 года (после тридцатилетней подготовительной работы), который призывал к чувству собственного достоинства у солдат-рядовых и в то же время рекомендовал, чтобы с ними обращались с большей справедливостью и добротой.

Это было прямое возвращение к реформистским идеалам 1808 года. Новые меры были приняты не только в вопросе обращения с солдатами их офицеров, но и по многим другим проблемам. С тех пор как Бойен стал военным министром, король чувствовал своим долгом издать приказ о том, что каждый офицер, который плохо обращался с солдатами, должен подвергнуться наказанию. Разумеется, это вызвало возражения. Принц Фридрих-Карл, например (тогда капитан гвардейских гусаров и не особенно цеплявшийся за формальности), настаивал, что офицер всегда должен быть прав, однако он был не единственным из тех, кто полагал, что королевская униформа была почетным плащом и что лучшим другом рекрута был его офицер.

Среди тех, кто разделял взгляды прусского принца, был баварский квартирмейстер Генерального штаба. В 1867 году, когда была введена по-настоящему универсальная военная служба, штаб высказался за то, чтобы «по сумме способностей командующий офицер был лучше тех, кем он командует. Сила офицера не заключается лишь в ношении им меча и эполетов, и гарантией против бедствий во время войны и мира должна стать истинная власть, опирающаяся исключительно на моральное и интеллектуальное превосходство». Кризис 1848 года сделал очевидным тот факт, что подлинная власть и дисциплина – по крайней мере, в XIX веке – не могли быть просто декларированы: они также требовали того, чтобы отношения между офицерами и солдатами были бы не только профессиональными, но также и личными. Более того, высшее командование сознательно работало в этом направлении. Революционное движение 1848 года проникло в баварскую армии гораздо глубже, чем в прусскую; однако в периодических рапортах военному министру относительно настроения людей постоянно говорилось об осмотрительном поведении офицеров по отношению к солдатам и о непоколебимом доверии между ними.