Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу

Варшава должна увидеть быструю и жестокую расправу — так решили царские сатрапы. «Единственное средство, которое осталось в,наших руках,— это казни и казни без малейшего отлагательства»,— писал легко раненный Константин Александру. «Вешать, а не расстреливать», — телеграфировал Александр в Варшаву.

Ярошинский был казнен публично 9 августа на валу Александровской цитадели. 14 августа там же повесили Жоньцу и Рылля. Народу было еще больше, чем при казни Ярошинокого. Пока палачи вешали тяжело больного Рылля, Жоньца «стоял погруженный в мрачное созерцание конца своего товарища по казни. Потом Жоньца спокойно дал связать себе руки назад, взошел твердой поступью на эшафот и, когда палач накинул ему на шею петлю, сам оттолкнул ногою скамейку и повис в воздухе». Это описание взято из газетной заметки, перепечатанной в «Колоколе» под заголовком «Умирать умеют».

В такой обстановке действовала армейская организация летом 1862 года. Провал в 4-м стрелковом батальоне не обескуражил ее. Наоборот, гибель това-рщцей вызвала у участников организации удвоенную энергию, удвоенную ненависть. «Казнь не запугала никого, — рассказывал Герцен, имевший возможность быть в курсе событий, — офицерский кружок крепче сплотился около Потебни». Царизм почувствовал это очень скоро.

В тот день, когда во всех церквах служили молебны по случаю «спасения» Константина от покушавшегося на него Ярошинского, члены армейской организации устроили политическую демонстрацию — панихцду по казненным офицерам. 24 июня в военном Лагере на Повонзках, близ Варшавы, после молебна за Константина офицеры в складчину заказали в походной церкви Ладожского пехотного полка панихиду по Ивану и Петру. Церковная палатка едва вмещала пришедших артиллеристов, офицеров стрелковых батальонов и пехотных полков. Всего собралось около пятидесяти человек. «Начальство, — рассказывает очевидец, — было предупреждено об этой демонстрации, но н« один из генералов не показался в лагере». Организаторы панихиды не особенно скрывали ее смысл от священника. Догадавшись, в чем дело, священник донес начальству о панихиде и сообщил содержание своих разговоров с ее организаторами. Поручик Огородников, по его словам, сказал о стрелявшем в Константина: «Нельзя судить-о поступке человека, не зная побуждений его к нему».

Немедленно нарядили следствие, а вскоре состоялся суд. Признанные главными зачинщиками были уволены со службы и посажены в модлинские казематы: поручик 5-го стрелкового батальона С. Ю. Гот-ский-Данилович на девять месяцев, а поручики б-го стрелкового батальона П. И. Огородников и Олонецкого пехотного полка Е. И. Зейн на один год. Более двадцати из остальных участников панихиды были переведены в разные части, расположенные, как тогда говорили, внутри империи.

Поляки также ответили политическими демонстрациями на казнь русских офицеров. Газета «Рух» («Движение») призвала весь край почтить панихида^ ми казненных мучеников, назначив для этого день

29 июня (11 июля). Панихиды в честь Арнгольдта и его товарищей состоялись и за пределами Польши: 1 июля в Петербурге (панихиды в трех местах заказывали двое неизвестных мужчин), а 6 июля в Боро-вичах, где в панихиде участвовало девять находившихся на геодезической практике слушателей Академии генерального штаба.

Как уже говорилось, после покушения на Лидерса Потебня не вернулся в свой полк, а перешел на нелегальное положение. 15 июня при помощи Домбровского и его близких он был вывезен железнодорожниками на дрезине за Прагу, предместье Варшавы. Началась полная опасностей жизнь профессионального революционера. Трудностей прибавилось много, но появилась возможность в любое время поехать, куда ему было нужно. Потебня давно хотел встречи с издателями «Колокола». Не дождавшись ответа на прежние свои письма, офицеры «прислали в Лондон Потебню», писал об этом Герцен.

О чем шел разговор между Потебней и издателями «Колокола»? Отчасти об этом можно судить по тем письмам, которые Герцен получил от армейской организации. Одно из них было процитировано в «Колоколе» 1 июня 1862 года. Герцен привел из него всего три отрывка. Офицеры писали о своем сближении с поляками, которые охотно помогают русским революционерам; о своей готовности принести искупительную жертву «с возможно большею пользою»; о том, что они «не самолюбивы» и не претендуют ни на какую ведущую роль, а трудятся только из-за сознания, что в общем улье будет капля и их меду. Несомненно, Герцен из конспиративных соображений не воспроизвел самого основного, ради чего письмо было написано, — выражения готовности офицеров принять участие в польском восстании, их стремления принести пользу революции в России. Это ясно из того, что Герцев приветствовал авторов письма, как «будущих воинов русского земства». Автором этого письма Потебня, вероятно, не был — он почти одновременно писал Герцену другое письмо, датированное 7 июня.