Парадный зал дворца Бохеньских украшен различными произведениями искусства. Особое место занимают среди них две картины знаменитого художника Садковича. На одной из них изображен торжественный выход семьи графа к местным крестьянам, пришедшим поздравить их с праздником Христова воскресения. По парадной лестнице спускаются граф и графиня, за ними идут их дети: старший сын Казимир в форме кавалерийского ротмистра, его брат поручик Тадеуш и их сестра Марианна. В раскрытые двери видна ликующая толпа крестьян и крестьянок. На втором полотне был запечатлен момент встречи графини со старшим сыном. На фоне дворца Бохеньских красовалась нарядная легковая машина с раскрытой дверцей, из которой, должно быть, только что вышел и бросился в объятия матери старший сын Кази мир, одетый в дорожный костюм. Тут же стоят Тадеуш и Марианна. Вот эти картины почему-то не понравились моему брату. Художника разыскали, привезли во дворец и заставили переделать свои творения, как угодно было моему брату.
А как ему было угодно?
В то время у нас гостил некто по фамилии Матковский. На обеих картинах лицо Казимира заменили физиономией этого человека, а когда Садкович завершил работу по подделке собственных произведений, его пристрелил часовой. Правда, нам сказали, что убийство произошло случайно, но я этому не поверила.
Почему?
Потому что во владениях моего брата никаких случайностей не бывает. Очевидно, в смерти талантливого художника виновен не один только часовой.
А для чего вашему брату понадобилось заставлять художника подделывать картины?
Я много думала об этом. По-моему, в данном случае решающее влияние оказали соображения политического характера.
Что вас заставляет думать так?
В день отъезда Матковского брат устроил прием. Обычно на торжественных обедах мама сидит за столом в центре, по правую руку от нее брат, по левую — Берта. На сей раз Ганс предложил посадить Матковского между мамой и Бертой. «Чтобы я сидела рядом с каким-то прощелыгой? Никогда!» — закричала мама. На это Ганс спокойно возразил: «Говорят, Юзеф Пилсудский не был дворянином, но на официальном приеме сидел рядом с самим Гинденбургом. Ежи Матковский сейчас всего-навсего мелкий плутишка, но кто знает, кем он будет после войны? А вдруг — вторым Пилсудским?» После этого мать уже не возражала...
Конрад в душе ликовал. Все, что он услышал сегодня от Берты и Эльзы, по его мнению, было очень важно для дальнейшей борьбы с абвером. Об этом надо было немедленно доложить командованию отряда, и он поспешил закончить допрос. Эльзе это явно не понравилось.
— Говорят, на фронте убивают пленных, после того как выпытают нужные сведения. Я вам рассказала все, что знала. Неужели теперь меня ждет такое же наказание? — спросила она изменившимся голосом.
Конрад взял ее за плечи и внимательно посмотрел в лицо.
— Подобным образом расправляются с пленными только фашисты. Мы невинных не трогаем. На сегодня хватит, больше я вас не стану мучить. Возвращайтесь в дом пасечника и спокойно отдыхайте.
Но зато у меня к вам масса вопросов, — улыбнулась Эльза.
Мы еще поговорим. Впереди у нас много времени. До свидания! — сказал он, пожимая ей руку.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Доклад Кальтенберга вызвал огромный интерес у командования отряда. Было решено продолжать допросы женщин еще несколько дней. Поэтому Юлеку, который должен был вести переговоры с полковником Планком об обмене его сестры и жены на радистку отряда, приказано было ждать особого распоряжения.
Турханов поспешил сообщить генералу Барсукову новые сведения об абвергруппе 505. В тот же день был получен ответ. Партизанам предлагалось усилить бдительность, добытые сведения до поры до времени хранить в строжайшей тайне и, продолжая держать «Осиное гнездо» под неусыпным наблюдением, попробовать внедрить в него своего представителя. Это озадачило командира отряда. Кого же послать? Конрад исключается, его уже видели члены семьи начальника абвергруппы, и, кроме того, на него наверняка в абвере имеется досье. Можно было бы послать Яничека, но его тоже знают жена и мать полковника Планка; кроме того, Зденек прочно обосновался в Кельцах, связался с представителями различных оккупационных учреждений, в том числе даже с одним из гестаповцев, и через них добывает весьма ценные сведения. Юлек также не подходит, у него уже была встреча с адъютантом Планка. В отряде больше нет ни одного человека, которого можно было бы выдать за немца и который мог бы справиться с таким важным поручением.
Пока Турханов ломал голову над этой трудной задачей, Яничек и его шофер Вацлавик, молодой поляк, принятый в отряд по рекомендации Келецкой подпольной организации ППР, ввели в штабную землянку связанного человека в форме капитана вермахта, но с повязкой на рукаве, на которой было написано «РОА» — опознавательный знак армии предателя Власова.
— Привез к вам земляка, — сообщил, показывая на него, Яничек. — Познакомился в поезде. Я проиграл ему пятьсот злотых, и он, видно, решил совсем ограбить меня.