Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)

Благополучно, товарищ Смолек. Даже не заметил, как наступил вечер. Наши у вас? — спросил Альфред, пожимая протянутую руку.

— Пока нет, но скоро будут здесь. Зайдемте в дом. Поди, замерзли.

В жарко натопленном доме лесника их встретили еще два партизана. Рунге обладал хорошей зрительной памятью, поэтому несмотря на слабое освещение просторной комнаты, сразу узнал в них участников операции по разоблачению предателя Плахотки.

— Здравствуйте, дорогие товарищи! — воскликнул он, весело улыбаясь.— Надеюсь, сегодня вы не станете испытывать меня.

—, Что вы, товарищ Рунге! Мы и тогда те сомневались в вас, а сценка с арестом и расстрелом была разыграна нами по просьбе Соколова, чтобы собрать бесспорные улики по делу Плахотки. Не правда ли, спектакль тогда удался на славу?—не без удовольствия вспомнил партизан, разыгравший тогда роль немецкого жандарма, которому было приказано расстрелять Альфреда.

Да, разыграли вы нас здорово. Плахотка был так одурачен, что без всякого нажима старательно изложил на бумаге всю–историю своего предательства, а у меня, когда вспомню, как вели на расстрел, до сих пор по спине мурашки бегают,— сказал Смолек.

Да, приятного мало,— вздохнул Альфред.— Сужу по собственному опыту. Особенно обидно, когда в упор стреляют не чужие, а свои. Первый раз мою голову продырявил бригаденфюрер СС Гельмут Крамер, у которого я тогда служил адъютантом.

Интересно Расскажите, как это было? — попросили партизаны.

Может быть, сначала послать за Соколовым,— предложил Рунге.

О вашем прибытии я уже сообщил ему. Минут через двадцать он будет здесь,— заверил, Смолек.

Тогда слушайте,— обратился Рунге к партизанам и довольно подробно рассказал о подлом поступке своего бывшего начальника.

— Вот они какие, эти гитлеровские «юберменши»! [Юберменш — сверхчеловек (нем ).] — стукнул кулаком по столу Смолек.— И они смеют болтать о спасении цивилизации и высокой культуры немецкого народа.

В это время во дворе громко залаяла собака. Накинув на плечи шубу, Смолек поспешил выйти из комнаты, а через несколько минут вернулся вместе с Соколовым и Комиссаровым.

Вижу по глазам, ты принес нам важную весть,—сказал командир десантников, радостно пожимая руку Альфреда.— Говори, что с ним?

Жив,— коротко ответил Рунге.— Находится в Маутхаузене. Заточили его в так называемый изолирблок, а проще — в блок смерти.

Положение серьезное,— нахмурился Соколов.— Говорят, оттуда еще никто не выходил живым.

Наступило молчание. Все чувствовали, что финал близок, что дело, за которое они когда–то принялись с таким подъемом, может закончиться трагично.

Не отчаивайтесь,— сказал замполит.— Если действовать с умом, проявив при этом выдержку и сообразительность, я думаю, нам удастся преодолеть все трудности на своем пути.

Я тоже такого же мнения,— поддержал его командир.— Послушаем товарища Рунге. Пусть он ознакомит нас с конкретной обстановкой, возникшей в связи с последними событиями.

Альфред не знал, следует ли ему начать подробный доклад в присутствии чешских товарищей или попросить Соколова выслушать его наедине. Выручило неожиданное событие. Пока он думал об этом, вдруг залаяла собака, и в дверях показался вооруженный партизан.

— Пан Смолек! — обратился он к хозяину.— Наши патрули задержали подозрительного человека. Командир отряда просит вас прийти в общежитие лесорубов.

Лесничий виновато посмотрел на Соколова.

Извините, вынужден оставить вас одних,— сказал он, разводя руками.— А вы, товарищи, охраняйте дом снаружи!—добавил он, обращаясь к партизанам.

Не беспокойтесь, скучать не будем,— заверил командир десантников.— После совещания мы тоже придем в общежитие.

Из каких источников вы почерпнули последние сведения о местонахождении Турханова? — спросил Комиссаров, когда партизаны оставили десантников одних.

Рунге рассказал о Фанни, поведение которой не могло не озадачить десантников.

— Как вы думаете, что заставило эту девушку выступить против гестапо? — спросил Соколов.

По ее словам, причиною тому послужило жестокое обращение с Турхановым со стороны шефа гестапо. Причем полушутя–полусерьезно она несколько раз упоминала при мне о своей любви к полковнику. Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы у романтически настроенной девушки появилось чувство отвращения к гестаповским палачам и чувство симпатии к антифашистам,— ответил Рунге.

Теоретически такая возможность не исключена,—задумчиво произнес Комиссаров. Но мы должны проявить максимум осторожности по отношению к ней.

Я нисколько не сомневаюсь в ее искренности,—заверил Альфред.

Допустим, что она идет к нам не по заданию шефа гестапо, а по велению своего сердца. Но, не обладая элементарными навыками подпольной работы, она сама может засыпаться в любое время. Хватит ли у нее твердости– и силы воли не выдать нас, если гестапо применит свои обычные методы расследования? — спросил замполит.

Думаю, не хватит,— признался Рунге.— Но особой опасности в этом не вижу. Можно выдавать только то, что знает человек, а Фанни ничего не знает о вас.

И о вас тоже? — усмехнулся Комиссаров.