Герои без вести не пропадают

— Правильно, — согласился полковник. — Значит, нам надо подождать, пока наша армия начнет летнее наступление. Но это еще не все. Тут вот один товарищ высказал Опасение насчет будущих действий Польши, если мы, по его словам, еще раз завоюем для нее свободу. Сразу скажу вам: он не прав. Во-первых, мы воюем здесь против нашего Общего врага — немецкого фашизма. Вот, например, сегодня мы вывели из строя около двухсот немецких солдат и Офицеров, из них больше половины убитых. Конечно, это не так уж много, однако и они, двести гитлеровцев, как-никак уже не дойдут до фронта и никогда не убьют ни одного советского человека. В дальнейшем, уверен, счет этот будет расти. Кроме того, на каждого партизана немцы в своем тылу вынуждены держать по крайней мере десять солдат. В нашем отряде более трехсот партизан, — значит, мы оттягиваем от фронта целый пехотный полк гитлеровцев. Как вы думаете, помощь это Красной Армии или нет?

— Большая помощь! — подтвердили партизаны.

— Теперь о Польше, — продолжал Турханов. — Той Польши, которая хотела захватить Советскую Украину, на свете уже нет. Она развалилась еще в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Завтрашняя Польша, конечно, будет совсем другой. Там не найдется места для Пилсудских, Рыдз-Смиглы и им подобных. В новой Польше к власти придут рабочие и крестьяне. Так что в освобождении Польши из-под фашистского ига заинтересованы не только поляки, но и мы. Поняли, товарищи?

— Поняли!

— Все ясно!

— Где вы прикажете, там и будем воевать! — закричали партизаны.

Митинг кончился. Люди стали расходиться. Молодой парень из последнего взвода подошел к пожилому партизану, показывавшему рубцы на спине.

— Ну как, старина? — подмигнул он. — Будем проливать свою кровь за поляков или нет?

— Не за поляков, дурень, а за нашу общую победу. Я и раньше думал так, да бес попутал, — недовольно проворчал тот.

Глава двадцать четвертая

День был на редкость необычный. Солнце светило и грело совсем по-летнему, птицы без умолку щебетали в густой зелени деревьев. Да не только это! Главное — столько событий, одно за другим… Утром — неожиданная схватка с карателями и их разгром. Потом митинги по подразделениям. Днем траурная церемония и похороны павших смертью храбрых. Затем — обмен раненых и пленных, суд над предателем и его публичная казнь (майор Краковский не ошибся: в обмен на своего комбата немцы выдали хорунжего). День длиною в вечность закончился дружеским ужином в партизанской столовой под сенью могучих елей, сквозь ветви которых просматривались яркие звезды.

До сих пор батальон Армии Людовой, по выражению комбата, жил на зимних квартирах: по договоренности с местными представителями Крайовой Рады Народовой — подпольной организации антифашистского национального фронта, действовавшей во многих населенных пунктах Люблинского воеводства, был определен на постой к крестьянам. Снабжение тоже велось через эту организацию, поэтому батальон еще не развернул тылы. У него не было ни складов, ни кухни, даже посуды — крестьяне кормили солдат из своей. Теперь поляки поняли, что солдат без котелка — как слон без, хобота, даже если и есть еда, не скоро насытишься. Турханов предложил гостей накормить в первую очередь, а партизан — за ними, но Адам Краковский не согласился.

— Пусть из одного котелка едят по два человека, — сказал он, — один поляк и один русский.

Так и сделали. Каждый партизан пригласил поляка, и дело пошло на лад, с шутками и прибаутками. Даже языковой барьер не стал помехой. Говорили на двух языках, но понимали все, а где не понимали, догадывались. Вот боец-чуваш, захлебываясь от восторга, описывает прелести родного края, где, по его словам, темные леса полны всевозможных зверей и дичи, реки и озера кишат рыбой, а тучные колхозные поля дают столько хлеба, что им можно прокормить население еще одной такой республики, как Чувашия.

— Слыхали вы о сурской стерляди? — спрашивал он и сам же отвечал:

— Первая рыба в мире. Говорят, Петр Первый иной рыбы и не признавал.

— Говорят, и мачты для своих кораблей он заготовлял в чувашских лесах, — добавлял другой.

Поляк-жолнеж, понятно, хвалил свою родину, говорил, что Висла по своей красоте — первая река Европы после Волги, что нет ничего прекраснее зеленых вершин Свентокшиских гор и нет в мире девушек красивее варшавянок.

Им верили, ибо каждый знал: нет на свете ничего краше и милее, чем родина…

Ева в этот день впервые поднялась на ноги после неудачного прыжка с парашютом. Алина объявила, что опасность полностью миновала и она теперь может не только вставать, но и выходить из блиндажа и совершать небольшие прогулки. Ева так и сделала. Кончив принимать и передавать радиограммы, она пошла в лес, принесла букетик весенних цветов и поставила его на стол Турханову, использовав вместо вазы старую консервную банку. Полковник по достоинству оценил этот подарок, наградив девушку жарким поцелуем. Но тут он заметил, что в глазах Евы не вспыхнула радость, как обычно, а заблестели слезы.

— Что с тобой? — насторожился он. — Случилось что-нибудь плохое?