Воспоминания Лещенко интересны еще и тем, что они позволяют увидеть события первого дня войны на ЧФ, казалось бы, так подробно описанного, но увидеть несколько в ином свете, чем это обычно делалось и делается. Стало уже общим местом утверждение, что как только система ВНОС флота доложила о подходе со стороны моря неизвестных самолетов, корабли и город погрузились во тьму. Но вот что пишет Лещенко, наблюдавший за происходящим с сигнального мостика, возвышавшегося над местностью и потому дававшего отличный обзор: «Фарватер показывали створные огни, огонь Херсонесского маяка показывал поворот с моря на Севастополь. Зенитные батареи ведут артогонь по освещаемым прожекторами самолетам, а огни створных знаков и Херсонесского маяка — горят. Для меня оставалось неясным: почему горит огонь Херсонесского маяка?»{433} Этим вопросом задались, разумеется, и в вышестоящем штабе. Попытки дозвониться на маяк были тщетными. По приказу из штаба артдивизиона, в состав которого входила 35-я ББ, Лещенко срочно направил к маяку лейтенанта Миловидова с двумя матросами с категорическим приказом, не останавливаясь перед угрозой оружием, погасить огни. Через 10–12 минут маяк погрузился в тишину, а возвратившийся лейтенант доложил: вахтенный спал сном праведника. Вот тебе и «бдительность». А в результате немецкие бомбардировщики смогли, невзирая на противодействие ПВО, сбросить на фарватере донные мины. Их сбрасывали на парашютах, и многие посчитали, что противник сбрасывает парашютный десант. На батарею поступил приказ командира дивизиона Радовского приготовиться к его отражению. Позднее эта информация не подтвердилась, однако, как вспоминал Лещенко, «десантомания» долго будоражила Севастополь. Гражданское население в каждом военном с новыми нашивками или эмблемами видело вражеского шпиона или парашютиста.
Между тем на батарее кипела работа по оперативному развертыванию. «Переход от мирной жизни к военной по организации произошел нормально, а вот в уме никак не укладывалось, что началась война», — признавался в своих воспоминаниях Алексей Яковлевич. При этом он не мог скрыть глубокого удовлетворения тем, что ни проявлений паники, ни жалоб личного состава на тяжесть службы не было ни в этот, первый день, ни позднее. Значит, правильно воспитывали подчиненных. Один лишь пример: когда на батарее еще в ходе боев за Одессу отбирали 60 бойцов для участия в десанте в районе Григорьевки, добровольцами вызвались стать все краснофлотцы и младшие командиры без исключения. Пришлось комбату отбирать десантников самостоятельно. И доверие они в ходе высадки оправдали полностью — лавиной рванули вперед и смяли противника. Лейтенант Зеленый заменил в бою убитого командира роты, возглавил штурмующих, пока его самого не сразила вражеская пуля.
За 22 июня на 35-й батарее последовали напряженные боевые будни. Но если моряки эскадры и летчики морской авиации буквально с первых минут войны приняли участие в боевых действиях — отражали налеты немецкой авиации, бомбили Плоешти и Констанцу, совершали набеги на румынское побережье, то подчиненные Лещенко еще только готовились во всеоружии встретить противника. На батарее напряженно текла повседневная жизнь. Боевая подготовка велась по плану, сменялись вахты, заступал наряд в караул. Проводились политические занятия и политические информации.
Прибывал мобилизованный приписной состав, за счет которого штат батареи увеличился вдвое — до 300 человек. Тут возникла еще одна коллизия, свидетельствовавшая, что тыловая служба к войне хотя и готовилась, но недостаточно основательно. Для вооружения вновь прибывших краснофлотцев потребовались дополнительно 200 винтовок, а на складе артуправления флота их не оказалось. По требованию Лещенко ему передали 200 учебных винтовок, которые силами батарейной мастерской были приведены в боевую готовность. Позднее матросы получили новые винтовки, которыми заменили учебные, но происшедшее авторитета тыловикам не добавило.
Пополнение сразу же начинало подготовку, отрабатывались индивидуальные и коллективные действия людей у боевых механизмов. В короткий срок вновь прибывшие довольно прочно овладели навыками боевой работы. Видя, что их есть кем заменить, многие краснофлотцы да и младшие офицеры стали подавать рапорты с просьбой перевести их в бригады морской пехоты, чтобы не ждать, а сражаться. Притом что Красная армия продолжала отступать и бои вскоре развернулись уже сравнительно рядом — под Одессой, никто не думал, что враг ворвется в Крым, и батарейцам, как и всем севастопольцам, придется воочию увидеть врага и вступить с ним в бой. Убеждение, что немцев и румын удастся остановить еще на дальних подступах, было так велико, что, по собственному признанию Лещенко, «если бы мне тогда кто сказал, что враг подойдет к Севастополю и нам придется оставить его, я посчитал бы такого человека провокатором и, наверное, отдал бы приказ арестовать и отправить в особый отдел»{434}.