Герой ее мечты

— Охранять их. Подумать, что мы делаем, прежде чем позволять людям хлынуть сюда с гидравлическими машинами и динамитом и соорудить плотины.

— Это то, чем вы занимаетесь? Стараетесь защитить горы?

— Венис, существует только один способ защитить что-либо от жадности. Принимать законы. И это уже политика, а она, моя дорогая, означает деньги. Людей, которых должно интересовать то, что мы пытаемся делать здесь, интересуют деньги. Прямо сейчас в конгресс направляется законопроект, который должен превратить территорию к северу отсюда в гигантский национальный парк. — Он усмехнулся. — Если только мне удастся убедить еще нескольких конгрессменов взглянуть на преимущества такого плана. Еще несколько наглядных, голых фактов и много весомых наличных денег — и законопроект пойдет прямиком к президенту.

В котелке кипела вода, и Венис все с тем же задумчивым выражением встала и, подцепив ручку сучковатой веткой, сняла котелок с огня.

— Я, пожалуй, смогу… помочь, — неуверенно предложила она.

Ощущение взаимопонимания, которое доставляло им радость, исчезло, как утренний туман. Великолепно, подумал Ноубл, Фонд Лейланда в роли спасателя. Это все равно что отправить дракона спасать принцессу.

— Вы имеете в виду Тревора? — хмыкнул Ноубл. — Мне неприятно говорить вам это, Венис, но люди, которые возражают против предлагаемого парка, все выползли из заднего кармана вашего дорогого папочки. Меньше всего на свете Тревору хотелось бы, чтобы вы предлагали мне его помощь.

— Я не говорила о его помощи. Я имела в виду…

— Нет, — оборвал ее Ноубл, не в силах скрыть горечь, — беру свои слова обратно. Существует то, чего он хочет еще меньше: это чтобы вы были здесь — или где угодно — со мной. — Он на мгновение забылся.

— Нет, Ноубл. Я имела в виду, что я сама, вероятно, могла бы помочь. Я знаю, что вы чувствуете к моему отцу.

— Сомневаюсь.

— Я знаю, почему вы никогда не возвращались в дом на Парк-авеню.

— Тревор рассказал вам? — Ноубл замер.

— Мне рассказал Кассиус Рид, — покачав головой, сказала Венис.

Ноубл успокоился. Что бы ни знал Рид, он не имел никакого представления о том, что произошло на самом деле. Никто, кроме самого Ноубла и Тревора, этого не знал.

— Вот как?

— Да. Мне стыдно говорить, что я никогда… Я поверила, когда отец сказал, что вы уехали, ничего не объяснив. О, Ноубл, я так виновата!

— Пустяки. Вы были правы. Я не попрощался, но ведь я и не мог.

— Я понимаю. Я удивляюсь, что вы еще разговариваете со мной после всего, что он сделал. Нет ничего удивительного, что вы никогда не написали и не передали ни слова, ни… вообще чего-нибудь.

— Что именно сказал вам Кассиус? — помрачнев, поинтересовался Ноубл.

— Он сказал… он сказал, что мой отец перестал оплачивать ваше обучение и передал ваше имя… — Венис замолчала: ей, очевидно, было трудно произнести следующие слова, — передал ваше имя в призывное ведомство.

— И вы думаете, что из-за этого я никогда не возвращался, чтобы попрощаться? Потому что я был взбешен?

— Да, — кивнула Венис.

— Венис, — грустно сказал Ноубл, — дело в гораздо большем, чем это. Ваш отец сказал мне, чтобы даже ноги моей не было на тротуаре у вашего дома, а иначе он натравит на меня привратника.

— Он угрожал вам побоями? — В ее голосе звучали боль и недоумением такие же чувства испытал Ноубл почти десять лет назад. — Почему?

Ноубл не хотел говорить ей. Даже по прошествии всего этого времени, вспоминая о том последнем разговоре, он чувствовал себя грязным, гадким и безнравственными уличным подонком, как Тревор и назвал его.

— Почему, Ноубл? — настойчиво повторила Венис.

— Оставьте это, Венис. Прошло уже десять лет.

— Оставить?! — возмущенно воскликнула она. — Ноубл, десять лет я считала, что вы дали мне обещание так же бездумно, как пообещали бы прогулку щенку, и что так же беззаботно нарушили его. Десять лет я думала, что вы бросили меня, ни на минуту не задумавшись. Десять лет я старалась забыть об этом.

Ноубл вытянул руку, чтобы коснуться Венис, забрать ее боль, но она, не обратив на это внимания, обрушила на него поток слов:

— Три дня назад я узнала, что все не так, что мой отец выгнал вас. Я должна знать… почему.

Венис имела право знать, но это не облегчит ему рассказ. Ноубл устремил взгляд вдаль позади нее, чтобы не пришлось смотреть Венис в лицо, когда он будет описывать постыдный разговор.

— В тот самый день, когда ваш отец прекратил финансировать меня, я получил повестку из призывного ведомства, предписывавшую мне явиться. Я понял, чье это дело. Сев на поезд, я поехал в Нью-Йорк и постучал в вашу дверь, требуя встречи. Я стоял, пока слуги не впустили меня. Ваш отец встретил меня в коридоре. Я помню служанок, хихикавших в комнатах, которые они убирали, и лакея, который стоял у парадной двери. Тревор даже не впустил меня в комнату. Мы говорили прямо там, так что весь штат слуг все видел и слышал. Тревор все время поглядывал на часы, а я дрожал от ярости.

— О, Ноубл…