Герои и антигерои русской революции

Но это — для долгосрочного самоопределения. В кризисной же ситуации надо вмешиваться решительно, чтобы восстановить управляемость системы. И ссылка на «измену и трусость и обман» тут не прокатывает. Если предают расставленные тобою же самим кадры — то (а) сначала устраняется собственная управленческая ошибка с данным кадровым назначением и (б) исполнение приказа поручается вновь назначенному лицу. И так делается столько раз и по отношению к стольким должностям, сколько требуется для решения вопроса.

Вместо этого Государь без долгих и тягостных размышлений сломя голову ринулся в Царское Село, к жене и детям, разом утратив связь и со Ставкой (в которой остался как бы исполнять обязанности начштаба масон генерал М. В. Алексеев), и с Петроградом (где Совет министров в одночасье просто разбежался, а командующий Петроградским военным округом генерал С. С. Хабалов впал в прострацию, не умея отдать внятных приказов даже тем немногочисленным частям, которые сохраняли верность присяге), и с отправившимся извилистым «карательным» маршрутом на Петроград генералом-«диктатором» Н. И. Ивановым.

Тем самым Государь своим собственным сознательным решением отказался от влияния на ход событий в самый решающий момент и практически добровольно поменял свой статус Всероссийского самодержца на тоже в своём роде нелёгкий (а 16 месяцев спустя оказавшийся и вовсе трагическим) статус практически единственной жертвы революции за её первый период. Во всяком случае единственной из тех лиц, которые реально были способны в те бифуркационные дни повлиять на ход истории. И которые — так или иначе — на этот ход повлияли. Кто своими действиями, а кто — сознательным отказом от таковых.

В Приложении 7 я привожу небольшие выдержки из дневника, который Николай продолжал вести в дни революции, — выдержки, как нельзя лучше характеризующие характер Государя и его отношение к происходящему.

XIII. Ещё раз о сослагательном наклонении в истории

Позволю себе ещё одно, может быть, и избыточное, но необходимое отступление.

История не знает сослагательного наклонения — этот тезис для меня неоспорим. И если я намекаю на какие-то возможные или сколь-нибудь вероятные альтернативы, то отнюдь не с целью выстраивания альтернативных исторических концепций в духе А. Лазарчука или С. Переслегина. Альтернативная история — это отрасль фантастики, и не более того; и я прекрасно отдаю себе в этом отчёт. Я намекаю на возможные альтернативы исключительно с целью показать, что историю делают люди (это вообще один из основных лейтмотивов заметок), а не «высшие силы» и «объективные обстоятельства». «Высшие силы», если угодно, лишь устанавливают объективные законы мироздания, и на этом их компетенция заканчивается. А «объективные обстоятельства» — это всего-навсего точка приложения энергии действия субъектов истории — людей. И безоговорочно подчиняются им, при условии, что указанные действия (а) вызваны целеполаганием наивысшего приоритета, (б) хорошо продуманы и (в) подкреплены достаточным количеством биокинетической энергии людей, их осуществляющих. При таких условиях и «объективно невозможное» становится возможным. А при отсутствии вышеперечисленного — и элементарная задача не решается.

Вот с учётом такого дисклеймера я и предлагаю оценить (в сравнении!), насколько «нерешаема» была в феврале 17-го задача свержения императорской власти в России и, напротив, насколько «элементарна» была задача её защиты от солдатского бунта в Петрограде.

27 февраля. Несколько тысяч озлобленных солдат на улицах Петрограда. Правительство самоустранилось. Царь (пока ещё) — в Ставке, в Могилёве, но уже собирается отправляться в Царское Село. Дума не подчиняется указу о её роспуске и формирует Временный комитет, готовый принять верховную власть в державе. Параллельно заводские комитеты избирают представителей в Совет рабочих депутатов, который собирается на своё первое заседание в ночь на 28-е, обозначая ещё один (как вскоре выясняется, главный) источник власти.

Всё это, конечно, чрезвычайно неприятно. Но при этом очевидно, что совершенно не смертельно.

В самом деле, фронт стоит незыблемо. Дисциплина в действующей армии безукоризненная. Лояльность к императорской власти в среде высшего офицерства практически абсолютна.

Действовать, однако, надо было быстро и решительно. Всё решали не дни — часы. Окажись чуть-чуть порасторопнее командующий округом Хабалов, загони он взбунтовавшуюся солдатню в казармы — и вот уже отсутствует почва для потока телеграмм Государю от командующих фронтами с поддержкой идеи отречения. Вышвырни вовремя из железнодорожного министерства комиссара Бубликова — и вот уже пусть и бестолковый царь, но едет туда, куда ему надо, а не туда, куда надо революции. В конце концов, не петляй «диктатор» Иванов со снятыми с фронта войсками вокруг столицы, а войди в неё сразу, отдав войскам чёткий недвусмысленный приказ, — и никакой революции нет в помине!