Перебраться через невысокий штакетник не составляло труда. Провести дорожку из медицинского спирта являлось минутным делом. Спирт он накануне умыкнул в медкабинете, пока медсестра отлучилась, а он сидел с градусником. У него и правда была вчера температура, но сама идея возникла спонтанно. Спирт горит чуть хуже бензина, но достать его оказалось намного проще. Немного успокоиться, зажечь спичку и кинуть в лужу спирта, и вот уже бодрый огонёк бежит к злосчастному мопеду, а у него есть время перепрыгнуть забор и укрыться за мусорными баками. Только глупая девчонка — младшая сестра этого кретина, выскочила из дома и побежала к мопеду. Рамси в испуге закрыл глаза, и судорожно вздохнул, понимая, что его план летит к чертям. Он вовсе не хотел, чтобы кто-то пострадал, особенно семилетняя дурочка, которая ничего плохого ему не сделала. Он побежал так быстро как мог, загребая полные ботинки снега, метнулся к девчонке, сбил её с ног и упал сверху, в этот момент гребаный мопед полыхнул как факел и взорвался, оглушив их обоих. Он скатился с девчонки: она плакала, и что-то бормотала, но он ничего не слышал. Тут же выскочили взрослые, и в его жалкие оправдания, что он просто проходил мимо никто не поверил.
После была детская комната полиции, постановка на учёт и долгие, нудные воспитательные беседы с её сотрудницами. Принудительное направление к школьному психологу, которая упорно пыталась пропарить ему мозги, а в итоге написала в личном деле: неуправляемый, неуравновешенный, неконтактный, ещё куча разных «не», и как вишенка на торте: «приступы неконтролируемого гнева». Словно тавро на нём поставили, на лбу огромными буквами надпись: «ПСИХ».
После всех порицаний и внушений в полиции и школе, отец так усердно его «воспитывал», что он снова угодил в больницу. И тогда у Рамси совсем сдали нервы, и он зарёванный и отчаянно испуганный, заявил отцу в палате, что расскажет, как он его бьёт, и захлебываясь слезами, никак не мог остановиться. Отец вкатил ему звонкую оплеуху, хотя у него и так трещала голова, после того, как он его дома «в целях воспитания» отшвырнул в стену. Затем он позвал медсестру, чтобы она вколола сыну успокоительное. Отец подробно расписал ей характеристику школьного психолога, а сбивчивые бормотания и хныканья мальчишки, выдал, за выдуманные им бредни. Когда медсестра ушла, отец усадил его на койку, с силой надавив на плечи.
— Заткнись, и послушай меня, уродец, — твёрдо потребовал он.
Рамси всё никак не мог успокоиться, всхлипывая, понурил голову. Отец как обычно выставил его идиотом.
— Мне твои спектакли уже поперёк горла встали, — он сделал характерный жест ребром ладони, показывая, что уже достаточно насытился его истериками. — Будешь ещё болтать, о чём не следует, поедешь выступать в другую больницу. Психолог тебе замечательную характеристику дала, тебя с радостью в психушке примут, — пообещал отец, и, подтянув к себе стул, сел напротив него.
— Ты так не сделаешь, что о тебе люди скажут, и на работе, что ты сына в психушку сдал! — упрямо сказал Рамси.
Отец помолчал, скучным взором окинув палату.
Рамси слегка успокоился и посмотрел на него. «Отец на это не пойдёт, он очень дорожит своей репутацией».
— Послушай меня, дурачок, я же тебя не навсегда туда отправлю. Тебя там месяц пролечат, быстро станешь шёлковым. А люди мне посочувствуют: какая беда, сын-то у меня дурак припадочный, — терпеливым тоном разъяснил Русе.
Рамси изменился в лице, и забегал глазами по сторонам, затем закусил губу и потерянно произнёс:
— Папа, прости, я буду послушным…. И не стану болтать лишнего, — дрогнувшим голосом закончил он, осознав, что ему никогда не выбраться из этой западни.
— Вот и хорошо. Выздоравливай, дурачок, — удовлетворённо кивнул отец. Затем поднялся со стула и покинул палату.
****