Мы проходили мимо самого загадочного дома, который так сильно выделялся среди остальных в нашем посёлке. Все коттеджи были однотипные и неброские, лишённые архитектурной изюминки. Дом же, который принадлежал Джавдат-тога, был с темно-серым каменным фасадом; невысокая калитка ограждала здание, внутри которого был двор. Мы успевали его разглядеть в тех редчайших случаях, когда входная дверь была отворена. Джавдат-тога совсем нечасто покидал свою «крепость», что настораживало нас, детей. Ни об одном человеке не придумывалось и не передавалось такое количество легенд и безумных небылиц, как об этом человеке. Бывало, даже взрослые шептались о нем с каким-то загадочным видом.
Дети всегда сторонились дома Джавдат-тога, и именно тогда, гуляя с дедушкой, я приблизилась к нему так близко, как никогда раньше. Дедушка прервал свой рассказ, и я была полностью поглощена изучением дома. Я ожидала разглядеть толстый слой паутины, следы едва высохшей крови на фасаде, как передавалось из уст в уста среди ребят, но, к моему удивлению, всё выглядело чисто и опрятно.
Продолжая искать, к чему можно было бы придраться, я не заметила, как к дедушке подошёл какой-то человек и они заговорили. Я искоса взглянула на брата, изучает ли он дом так же, как и я, но он смотрел на собеседника дедушки. Обернувшись, я чуть не вскрикнула от ужаса: это был он – Джавдат-тога. Я удивилась тому, что он звучал, как ровесник моего отца, хотя Джавдат-тога издалека выглядел гораздо старше. Из его седой бороды можно было заплести косы, а на бледной коже, как оказалось, не было глубоких морщин; традиционный чапан был тщательно отглажен и необычайно изящно сидел на нем; несмотря на слухи, обе ноги, хоть Джавдат-тога и опирался на трость, были целы, и никаких стальных частей у него не было.
– Да, все мои помощники уехали, поэтому сам иду за хлебом… Ничего, никаких сложностей, худога шукур7
, – добродушно улыбался Джавдат-тога. Его лицо, ранее казавшееся мне грозным и угрюмым, было открытое и спокойное. Прощаясь, он погладил меня по голове, от чего у меня побежали мурашки.– Вы не хотите услышать продолжение сказки? – спросил дедушка, потому что мы долго не реагировали на его молчание.
– А Джавдат-тога достойный человек? – внезапно спросил мой брат.
– Более чем. Итак, Фуад сидел на холме, заворожённый открывавшимся видом. Безграничное небо, с каждой минутой обретавшее более глубокий, насыщенный цвет, ближе к горизонту ещё отливало нежными, сиренево-персиковыми тонами. У Фуада было тоскливо на душе, но в ту минуту его грусть обволакивало восторженное преклонение перед неоспоримой красотой.
Фуад размышлял о том, что он мог изменить в своей жизни. Вихрь мыслей унёс его так далеко, что он начал поражаться тому, как в его голове могут возникнуть подобные идеи. Красота перед глазами померкла, он словно падал в яму без дна. Голова закружилась, сердце бешено колотилось, пот струился по лбу. Внезапно недомогание прекратилось, и Фуаду показалось, что в первые жизни он мыслил ясно, хоть и то, что творилось в его уме, пугало его. Он сосредоточился на мысли, которая настораживала его меньше остальных, и пытался держать её на расстоянии от своего сознания, не давая ей себя поглотить. Но в конце концов он поддался ей. На краю деревни, у подножья гор, жила ведьма. Фуад знал, какие дурные слухи о ней ходили, но он также догадывался, что были люди, которые с помощью неё воплощали свои мечты. С твёрдым намерением отправиться к ней, Фуад вернулся в свой ночлег, чтобы отдохнуть пару часов. Так и не сумев заснуть и решив более не откладывать дело, он отправился в путь.
Оказалось, что дорога была не так коротка, как он ожидал. Только ему казалось, что вот-вот он подойдёт к горам, они словно отдалялись от него, давая возможность ещё раз задуматься напоследок. Но приняв окончательное решение после заката, Фуад не хотел размышлять об этом и терзать себя сомнениями. Солнце уже встало, наступало время, когда он должен был проснуться и начать работать. Фуад ускорил шаг. Запыхаясь, он наконец достиг гор, у подножья которых сразу заметил одинокое, мрачное жилище. Сделав над собой усилие, он вошёл в приоткрытую дверь. Никто не откликался. Он разглядывал темное помещение, и ему на глаза бросился сосуд, в котором плыло идеальное сердце, такое яркое, без каких-либо изъянов. Вроде оно и было живым, человеческим, но в то же время казалось ненастоящим, как будто стальным. Фуад дотронулся до груди, где ныло его слабое, растерзанное сердце, и он сразу понял, что ему нужно.
– Кто здесь? Что вам от меня надо? – раздался резкий голос, от которого Фуад вздрогнул.
– Я пришёл к вам за новым сердцем, моё доставляет мне слишком много бед.
– О, за это придётся дорого расплатиться, – отозвался голос за спиной Фуада. Он обернулся и увидел перед собой старую женщину, выпучившую глаза. Она молча смотрела на него, поднеся палец к губам.
– Ложись на кушетку, я готова отдать тебе вот это сердце, – ведьма указала на сосуд с идеальным сердцем.
– Но у меня ничего с собой нет, я не смогу расплатиться, – сказал Фуад.