Де Грене и Тонелли были его приятелями. Первый жил в Москве с начала восьмидесятых годов и был хорошо известен в Белокаменной. Савин знал его еще по Парижу, где они вместе немало кутили.
В свое время он был человек со средствами, но кутежи и женщины его разорили. Он получил место в Москве, надеясь, что в России остепенится и поправит свои денежные дела. Но горбатого одна могила исправит. И в Москве де Грене продолжал жить не по средствам и вскоре запутался и влез в неоплатные долги.
Николай Герасимович несколько раз за него ручался и платил, да и не один он платил за него, а многие из их общих знакомых и приятелей.
В общем, он все же был довольно хорошим малым и добрым товарищем.
Тонелли жил в Москве давно, был принят почти всюду, хотя никто не знал, кто он такой и на какие средства он живет.
Не знал и Савин, хотя был его приятелем.
Этого обрусевшего итальянца можно было видеть в компании Разных московских жуиров и молодых людей, ищущих богатых невест, завтракающим и обедающим в «Славянском Базаре» или в «Эрмитаже», конечно, в качестве прихлебателя у других.
Разъезжал он по Москве на каких-то иноходцах и пони и занимался весьма разнообразными делами: фотографией, продажей древностей, персидских ковров, бухарских халатов и прочих редкостей.
Оба эти гостя не могли, по мнению Николая Герасимовича, быть причиной такой странной и резкой перемены в Маргарите Николаевне.
Время шло, не принося разрешения этого, мучившего Савина вопроса.
Строева продолжала ходить, как опущенная в воду.
На беду, Николаю Герасимовичу пришлось в то время часто ездить в Тулу, что при его душевном настроении было для него острым ножом.
Но Серединское он застраховал в Российском Страховом Обществе через тульского агента господина Марцелова, дом с обстановкой за 20 000, отдельно от него каменный флигель в 6000 и смешанные постройки в 4000 рублей, и Савину приходилось через него хлопотать об ускорении выдачи премии.
Агент сообщил в Петербург, откуда на место пожара прислали инспектора, который и определил убыток в 16 000 рублей, и деньги наконец были выданы.
Покончив с этим делом, Савин оставался безвыездно в Рудневе и, в конце концов, после многих расспросов, добился, чтобы Маргарита Николаевна заговорила, не ограничиваясь, как прежде, на все его вопросы: «что с ней?» – ответами: «ничего».
– Как мне не быть в отчаянии, когда я получила сведения, что мой муж узнал мое и твое местопребывание и, конечно, не замедлит приехать в Руднево, чтобы тебя засадить, а мне начать делать новые скандалы. Я каждый день трясусь и жду его. Это не жизнь, а каторга! – заплакала она.
– Кто сказал тебе это?
– Я слышала в Туле, что он там был.
Это была правда, и Николай Герасимович молча опустил голову.
– Лучше всего, чтобы от него навсегда избавиться, продать Руднево, что в нем – оно совершенно бездоходное, положить деньги в банк, а самим уехать за границу.
Савин очень любил Руднево, но еще более любил Строеву, а потому, после некоторого колебания, заметил:
– Что же, продадим, пожалуй, и поедем.
Лицо Маргариты Николаевны прояснилось.
– Ищи же скорее покупателей.
Николай Герасимович, довольный, что увидал ее улыбающейся, совершенно растаял.
Продажа Руднева была решена.
XII
По-приятельски
Руднево, как мы уже знаем, было прекрасное имение, живописно расположенное близ губернского города и железной дороги.
Николай Герасимович назначил сравнительно недорогую цену, а потому в покупателях недостатка не было.
В числе их была и княгиня Оболенская, которая, увидав Руднево, положительно влюбилась в него.
Ей и решил продать Савин имение за 85 000 рублей.
Дело было окончено в два слова.
Маргарите Николаевне Строевой, как юридической владелице имения, пришлось ехать в город совершать купчую крепость.
В это время в Рудневе снова гостили де Грене и Тонелли.
Они тоже поехали вместе с Савиным и Строевой в Тулу, чтобы оттуда прямо проехать в Москву.
Купчую совершили.
Княгиня уплатила все деньги сполна нотариусу, который передал их Маргарите Николаевне, как владелице проданного имения.
В тот же вечер княгиня Оболенская, де Грене и Тонелли собрались ехать в Москву.
– И я поеду с вами! – заявила Строева двум последним.
– Куда ты, Муся, поедешь? – возразил Николай Герасимович. – Нам необходимо еще окончить дела в Рудневе, распустить людей.
– Но, Котик, – так звала Маргарита Николаевна Савина в ласковые минуты, – ты можешь это сделать один, зачем мне трястись опять на лошадях столько верст туда и обратно… – заметила молодая женщина.
– Это правда, но в таком случае, я все-таки провожу тебя до Москвы, устрою тебя там и вернусь в Руднево.
– Лишняя потеря времени… – недовольным тоном сказала Строева. – Зачем это?
Но Савин боялся отпустить ее одну по железной дороге с такой крупной суммой денег и настоял на своем, несмотря на то, что видел, что ей это неприятно.
Почему? – он не задавал себе этого вопроса.
Из Тулы они выехали поездом, отходившим в час ночи и прибывавшим в Москву в восемь утра.
Княгиня и Маргарита Николаевна улеглись в дамском купе, Николай же Герасимович, де Грене и Тонелли в общем вагоне первого класса.