Немцы, накануне сбившие передовые охранения полков первой линии, уже подступили к первой траншее и местами ворвались в окопы гвардейцев. Там шла густая пальба. Удары танковых пушек, противотанковых орудий, длинные очереди «Максимов» и немецких «Машинненгеверов», тявканье миномётов и хлопки гранат, сухой треск автоматов и винтовочная стрельба, рокот моторов и какой-то вой, похожий и одновременно не похожий на человеческий, — всё это сливалось в единый гул, от которого дрожала земля, так что порой казалось: вот-вот она разойдётся, как в последний день, и всё это противостояние полетит к чёртовой матери в тартарары.
Так казалось и генералам, и офицерам первой линии, и солдатам обеих сторон. Но как ни странно, людей это не пугало, наоборот, с каждым часом азарт и ярость боя всё нарастали.
Утром на передовой КНП генерала Чистякова приехали командующий 1-й танковой армией генерал-лейтенант танковых войск М. Е. Катуков и член Военного совета генерал-майор Н. К. Попель[56]. И в это время к командному пункту прорвались немецкие танки…
Здесь стоит остановиться и отмотать плёнку событий немного назад. А о том, что произошло во время прорыва немецких танков к КНП командующего 6-й гвардейской армией, рассказ впереди.
Не случайно Иван Михайлович Чистяков в своих мемуарах сказал о своей тревоге после контрподготовки: «перейдут они в наступление или нет», ведь огневой налёт начальник артиллерии Воронежского фронта генерал С. С. Варенцов организовал такой интенсивности, что и вправду всё было похоже на артподготовку перед атакой.
И второе. Именно командующий войсками Воронежского фронта Н. Ф. Ватутин долгое время горячо отстаивал наступательную концепцию — ударить первыми. Основательно обработать артиллерией и авиацией боевые порядки и тылы, где сконцентрированы боевая техника, вооружение, склады и живая сила групп армий «Юг» и «Центр», и атаковать их по всему фронту.
В Ставке эту идею не поддержали. Решили измотать противника в преднамеренной обороне, выбить танки, ослабить его ударные группировки, вынудить бросить в бой последние резервы и перемолоть их на рубежах глубокой обороны.
Основной бой шёл на стыке 22-го и 23-го гвардейских стрелковых корпусов. На этот участок обрушился и шквальный огонь немецкой артиллерии, и бомбы люфтваффе. По воспоминаниям немецких солдат, переживших бои на Курской дуге, в ночь на 5 июля проходы в минных полях перед гвардейскими корпусами проделывали сапёры-штрафники.
Самый мощный удар пришёлся на 67-ю и 52-ю гвардейские стрелковые дивизии. По тому, какая армада на них навалилась, в штабе ожидали, что танковый клин Гота пройдёт по порядкам дивизий первого эшелона, как плуг по пашне. Но гвардейцы держались. В полосе дивизий грохотало и вспыхивало. Туда проносились косяки наших Илов. Туда же, навстречу им, неслись немецкие пикирующие бомбардировщики. Работала тяжёлая гаубичная артиллерия, перебрасывая через головы гвардейцев тонны металла, начинённого взрывчаткой. Где-то там, в дыму, в первой линии, сидели артиллерийские офицеры-корректировщики и несмотря ни на что продолжали наводить огонь своих батарей.
Задачей 67-й и 52-й дивизий было прикрытие дорог Томаровка — Обоянь и Борисовка — Бутово — Черкасское — Обоянь. Обоянское направление.
После первых же минут атаки начал вырисовываться контур немецкой атаки: XXXXVIII танковый корпус и части LII армейского корпуса, как и ожидалось, двинулись на Обоянь. В секторе атаки оказалась также 71-я стрелковая дивизия. Расчётная плотность немецкого танкового клина составляла на этом участке 67 танков и штурмовых орудий на один километр фронта. К тому же их поддерживала артиллерия. По орудиям калибра меньше 100 мм статистики нет, а вот орудий калибра 105 и 210 мм было 30–40 единиц на километр фронта. Высокую плотность артиллерии Манштейн обеспечить уже не мог. Ещё с начала 1943 года, со Сталинграда, вермахт начал уступать Красной армии в артиллерии и миномётах. И чем дальше, тем больше. Во время битвы на Курской дуге это особенно сказалось.