Обиднее всего было то, что забывали имя Кирба, обращаясь к нему по прозвищу, все чаще даже детишки, не достававшие рыбаку-неудачнику до пояса, и девушки. Особенно девушки. Будучи невысоким, нескладным и каким-то пучеглазым, Кирб все равно полагал себя неотразимым. А потому каждую насмешку со стороны прекрасного пола воспринимал как пощечину. Удар по самооценке. Тем более что завязыванию близких отношений амплуа всеобщего посмешища отнюдь не способствовало.
Последнее обстоятельство удручало не только Кирба, но и его родителей, а также сестер и братьев. Шутка ли: парню по годам впору свою семью заводить да вести собственное хозяйство. А он все ютится в переполненной родительской избенке. Не говоря уж о том, что добыча, которую Кирб на самом деле приносил в дом с рыбалки, была так себе подспорьем для неизбалованного сытой жизнью семейства.
В конце концов, рыбацкий промысел ему пришлось бросить. Зато куда более привлекательной Кирбу показалась стезя охотника. Уже за то, хотя бы, что позволяла почувствовать себя настоящим мужчиной, при оружии, чуть ли не воином. А не жалким трудягой, причем неумелым и за это презираемым даже всякими ничтожествами, что как черви в земле копаются.
Лук и стрелы Кирб выменял на сети и лодку у одного из односельчан. Немолодой и повредивший на охоте ногу, тот уже не мог мотаться по лесам и болотам в поисках дичи. Зато не прочь был разнообразить семейный рацион обитателями ближайшей реки.
Что до Кирба, то стрелком он тоже оказался посредственным — пьедестал прославленного лучника, местного аналога Робин Гуда или Вильгельма Телля, так и остался пустовать. Зато добычи выходило всяко больше, чем при рыбной ловле. На вес — уж точно. А главное: охота требовала гораздо больше времени. Больше времени, которое Кирб проводил в лесу… вдали от брюзжания домочадцев и однообразных насмешек односельчан.
И надо сказать, такое времяпровождение ему понравилось. Просто-таки приятным сюрпризом оказалась для Кирба эта неожиданная сторона охотничьего дела. Потому, хоть стрелы его и настигали зверей и птиц, но осчастливливать семью охотничьими трофеями Кирб не торопился. Все реже возвращался в деревню, предпочитая дневать и ночевать в лесу, питаясь тем, что сам и добыл.
Со временем для пущего удобства Кирб даже оборудовал себе постоянное место для ночевки, построив шалаш для укрытия от дождя и протоптав к нему едва заметную постороннему глазу тропинку в траве и лесных кустах — чтобы не потерять.
И… заметна была та тропинка на самом деле, иль нет, но однажды ближе к ночи, когда Кирб отдыхал у костра возле шалаша, к стоянке его вышли несколько человеческих фигур, закутанных в черные плащи. Словно из самой Тьмы они вынырнули, выйдя из вечернего леса, отчего выглядели особенно зловеще.
Подскочив, Кирб схватил лук и одну из стрел. И, натянув тетиву, переводил свое оружие с одной черной фигуры на другую — выбирая, кого поразить первым.
— Сядь и не глупи, — изрек один из незваных гостей, не смутившись при виде столь холодного приема, — у тебя всего один выстрел, а нас пятеро. И мы не хотим причинять тебе вреда… если сам не напросишься, конечно. Мы лишь хотим погреться у твоего костра…
— …и надеемся, что ты разделишь с нами трапезу, — вторил другой.
— А мы за то поделимся с тобой знаниями, — докончил первый, — мудростью, какую постигли сами.
Кирб понимал, что просьба о гостеприимстве и, тем более, предложение «разделить трапезу» было вежливым вымогательством, не более. А якобы мудростью поделиться с ним неоднократно пытались многие — и отец, и рыбаки поопытней, и сверстники, искушенные-де в отношениях с девушками, и залетный проповедник-Свидетель. Причем выходило у них либо унылое занудство, от которого хотелось уши заткнуть, либо (в случае со сверстниками) беззастенчивая похвальба, пуще, чем у самого Кирба по поводу его рыбацких успехов. А Свидетель еще и значки какие-то дурацкие, на свитке нарисованные, показывал, уверяя, что именно в них сокрыта эта самая пресловутая «мудрость». Хотя сам Кирб не дал бы соврать: звери и птицы на свежевыпавшем снегу оставляли отметины поинтересней. Уж полезнее точно.
Но делать было нечего. В одиночку сладить с пятью бродягами, не побоявшимися ночью разгуливать в лесу, Кирб свои шансы не переоценивал. Предпочел, как советовал один из пришельцев «не глупить». Тем более что знания, которыми люди в черных плащах поделились в беседе у костра, Кирбу неожиданно понравились.
Ночные гости говорили, что силы Тьмы имеют такие же права на существование в этом мире, как и силы Света. Ведь и день равноправен с ночью. И ни Свидетели с их увещеваниями, ни воинство Огненосного, ни даже сам Хаод ничего с этим поделать не могут. Зато людей, заключивших с ними союз, силы Тьмы не тронут. И даже сами Маждулы облетают таких людей, предпочитая искать другую добычу.
Еще, говорили люди в черных плащах, служители Тьмы не платят податей, не горбатятся на полях, но просто берут то, что им нужно. Еду, деньги, женщин. И не кланяются никому из смертных.