Герой-любовник, или Один запретный вечер

Для таких дам главным было «не пущать» и «не разрешать».

– К сожалению, не успели. – И Костя улыбнулся ей одной из самых чарующих своих улыбок.

Но его улыбка не произвела на консьержку никакого впечатления.

– Я должна позвонить Челышеву.

– Лучше не надо. Мы из газеты и вряд ли он будет рад нашему появлению.

Пятисотрублевка плавно легла на стол консьержке.

Она быстро сунула ее в ящик и сказала сухим тоном:

– Проходите.

– Вот как надо действовать, – шепнул мне Костя, когда мы стали подниматься по лестнице, не дожидаясь лифта. Впрочем, подниматься по такой лестнице было чрезвычайно приятно и комфортно – широкие ступеньки, гладкие вычищенные перила, высокие потолки и сложный запах – больших денег, воска, старомодной солидности и ухоженности. Дом был построен в начале прошлого века – это мы прочитали на табличке при входе. – Когда не помогает мое обаяние, я пускаю в ход презренный металл.

– Лучше подумай, что тебе придется пустить в ход перед Челышевым.

– А это уже смотря по обстоятельствам.

«Обстоятельства» у Челышева были весьма пикантными и соблазнительными. После звонка в дверь, она моментально распахнулась, как будто бы нас ждали, и перед нами возникла блондинка с длинными волосами, в коротких шортах и розовой маечке, обнажавшей голый пупок с золотым колечком.

– Добрый день! – она широко улыбалась и смотрела на Костю. – Вы от Николая Степановича?

Костя деловито-озабоченно кивнул, и она освободила нам путь, отходя, точнее, отпрыгивая, как упругий мячик, в сторону. Все у нее было длинным и росло, что называется, от ушей: длинные тонкие ноги-спички, длинные тонкие руки…

В квартире был недавно сделан евроремонт: все было стильным и навороченным, много пустого пространства, – согласно последним модным веяниям, много металла белого цвета, и только пузатая тумбочка из красного дерева выглядела явным анахронизмом в этом блестяще-стерильном пространстве.

– Одну минуту, – девица действовала как расторопная секретарша, желающая угодить клиентам до появления шефа. – Чай, кофе? Может, виски?

– Не надо, – утомленным голосом сказал Костя. – Нам бы господина Челышева.

– Одну минуту.

– Садитесь сюда, – указала она на кушетку с круглым белым столиком перед ней. – Артур пока занят.

Костя поднял вверх брови.

– Принимает ванну, – доверительно сообщила девица, откидывая назад длинные молочно-белые волосы. Она села напротив нас в кресле и заплела нога на ногу.

– Вас как зовут? – осведомился Ангел самым любезным тоном.

– Алина.

– Вот что, Алина, дело не терпит отлагательств, пусть господин Челышев поторопится.

– Так срочно? – в голосе слышалась растерянность: она явно не знала, как реагировать, то ли бежать и выполнять команду «фас», то ли проигнорировать ее.

– Срочно. Очень.

Она встала и медленно, демонстрируя длинно-модельные ноги, выплыла из комнаты.

До нас донеслись голоса: низкий, недовольный Челышева и высокий, звенящий Алины. Гул голосов усилился; хлопнула дверь, что-то звякнуло, и в комнату ввалился Челышев в футболке прилипшей к мокрому телу и джинсах. Он был среднего роста с женоподобными чертами лица и скошенным вялым подбородком. Темные волосы были зачесаны назад: было видно, что он рано облысеет и располнеет. Будет эдакий пузатый колобок. Таких мужчин я всегда называла «пупсиками».

Влетев в гостиную, он запнулся и остановился.

– Это не от Николая Степановича, – обратился он непосредственно к Алине.

– Он сказал, что от него, – защищалась она.

Челышев нахмурился и с немым вопросом уставился на нас.

– Мы из медиа-холдинга «Ваша пресса», – сказал Костя, прищурившись.

– Ах, вот как! – Челышев решительно взмахнул рукой, как Наполеон перед битвой. – С журналистами я принципиально не общаюсь. Так что будьте добры, покиньте мою квартиру. И как можно скорее. Пока я не вызвал милицию.

– У меня к вам только один вопрос и после этого я покину вашу квартиру, – сказал Костя, делая ударение на «вашу». – Где во второй раз делала омолаживающую операцию Жанна Светлова. С помощью стволовых клеток, – уточнил Ангел. – В каком месте?

Я скосила на него глаза. Мне казалось, что еще немного и он улыбнется. Но скорее всего, это был оптический обман, потому что Ангел был серьезен как никогда. Как же, разгребатель грязи, хмыкнула я про себя.

При этом вопросе вся краска схлынула с лица Челышева. Наступила похоронная тишина, только где-то работало радио, да Алина с шумом переминалась с ноги на ногу, как породистая лошадь.

– Месте? – вытаращил глаза Челышев.

– Дочь Светловой Елена Рубакина сказала, что ее мать вроде бы лежала в каком-то санатории недалеко от Москвы. Сама мать поделилась с ней этими сведениями.

– А… эта… – Челышев брезгливо оттопырил нижнюю губу. Он был еще совсем молод – около тридцати, но повадки и ужимки выдавали в нем пресыщенного босса – ах! Как вы мне все надоели! Ах! Как я устал, казалось, говорил его взгляд и манеры. – Сама алкоголичка и замужем за пьяницей. Жанна Сергеевна намучилась с ними. И деньгами помогала. Точнее, я помогал.

– Сказать вам больше нечего?

Челышев стоял, с шумом заглатывая воздух. Похоже было, что его вот-вот хватит удар.