Кто будет тратить годы жизни на освоение одной из сложнейших специальностей, чтобы потом, когда можно выгодно продавать свои умения, позорно шарить по чужим домам? Это ни финансов, ни репутации не принесёт. Так что маги становились ворами, только если уж совсем никчёмными магами они были. Вот я, например, сколько уже Элдри муштрую? Изо дня в день с ней занимаюсь. Книги нужные нахожу, скупаю. А кто ещё так будет о своём ученике заботиться? Мало кто. Почти никто даже. Поэтому много в моём мире магов. Но магов захудалых. Таких, что, глядя на защиту особняка Гоитии вздохнут печально, затылок почешут да и, разводя руками, скажут: «Невозможно».
— Что думаешь?
— Возможно, — жалея о том, что я такой вот умный и замечательный, ответил я да с надеждой посмотрел в настороженные глаза Марви. Гордость, конечно, не дала мне солгать ей, но… — Но может Холще иное скажем?
— Нет, Странник. Мы справились с настоящим драконом.
— Угу, — уголок моего рта ехидно приподнялся помимо моей воли.
— Угу не угу, — сердито буркнула она, — а справились. Все это знают. И если сейчас справимся, то о нас слава ещё больше пойдёт.
— За такую славу Гоития нас не… не того? Он же богат, раз старканские земли себе под угодья скупает. Может нанять пару сотен людей.
Женщина скосила взгляд на Засланца, внимательно нас слушающего.
— Чё? — сразу взъелся он на её взгляд.
— Ни чё! Брехня это, что мы осень гулять будем. Если всё выйдет, то другой заказ словим. На сумму покруче этой.
— Клхуче ста десяти золотых?! — обомлел Засланец.
— Мне потом наедине расскажешь?
— Нет, — уверенно покачала головой Марви. — Холща сам не рад, что мне проговорился. А я не трепло. Поэтому, раз решил, что возможно, то готовься. На это дело придётся идти нахрапом.
— Не люблю я так.
— Ты не любишь? Давай не завирайся! — удивилась она и звонко рассмеялась. — Это я не люблю. Я осторожничаю. А тебе что в голову взбрело то и делаешь! Ты же ничего не боишься. И никого.
— Нет, Марви. Я тоже боюсь.
— Чего же?
— Сейчас. Дай подумать, секундочку. Хм? Нет, прости. Эта мысль от меня ускользнула.
— Неудивительно. Всем известно, что мысли у тебя скользкие, — хмыкнул Засланец и, сплюнув вниз с колокольни, проследил за плевком.
Глава 13
Нас было семеро. Мы расположились в ближайшей к особняку Лютьена Чибо таверне и делали вид, что зашли сюда случайно. В ожидании возвращения Марви, я нервно пил молоко из кружки, отсев от прочих на лавку к окну. Остальные глотали пиво, но не пьянствовали. Так. Тянули как напиток, так и время. Я же прислушивался к своей интуиции. Та настойчиво молчала. И я не знал к добру это или к худу.
Наконец, появилась наша убийца. Она приехала в арендованной карете. Изображая из себя властную купчиху, женщина с недовольном воспользовалась помощью лакея, отчитала его за что-то, прежде чем сунуть кошель с оплатой, и стремительным шагом направилась в гостиницу, расположенную напротив корчмы.
Её длинное алое атласное платье и горделивая осанка выбивались из аскетичной обстановки улиц. На Марви завистливо посматривали пуритански одетые горожанки и облизывали языком губы проходящие мимо мужчины. Несмотря на восходящую луну жизнь в городе всё ещё бурлила, и Марви выглядела подобно королеве ночи… И кто придумал ерунду, что не наряд красит человека? Одежда выгодно подчеркнула пухлость женщины, добавила груди по меньшей мере размер, а волосы, переставшие пребывать в состоянии сальных сосулек, вдруг оказались поистине роскошными. Даже кривой нос, который стал мне прекрасно виден, когда Марви обернулась, превратился в изюминку всего облика. Позволил её лицу выделиться из тысяч однотипных масок.
— Какая же она красивая, — услышал я шёпот подсевшего ко мне Данко и понял, что не один я залюбовался внезапно обнаруженной красотой женщины.
Вокруг меня и лучника не было никого, кто мог бы подслушать мою тихую речь. И мне почему-то стало жизненно необходимо объяснить Данко то, что внезапно открылось моему восприятию.
— Да. Но ты зря восхищаешься. Больше она с тобой не сойдётся.
— Чего? Чего ты сказал?!
— Тише, — попросил я его. — Она с тобой не сойдётся. Но лишь потому, что ты ей больше, чем нравишься. Марви боится своего чувства. А когда женщины боятся, они творят всякую ерунду. Их страх становится тем, что определяет их жизнь.
— Дура она тогда, — скорбно вздохнул Данко. — Я б для неё, сука, дом как у господ справил. В жемчугах бы у меня барыней ходила. Ничего б не пожалел.
— А такой жизни она боится ещё больше, чем своего сердца. Думает, что её недостойна.
— Тьфу! Во напридумал, а я уши развесил! Нашёл какого дремучего болвана слухать. Много ты, вафел, в бабах толк понимаешь?
— Вообще их не понимаю.
И правда? Что на меня нашло?
— Тогда заткнись, сука. Вечно треплешься. Бесишь!
Он основательно вскипел, так что я и правда замолчал. А там Марви тайком улизнула из гостиницы и пришла к нам. Платье на ней теперь было самого простого покроя и настолько широкое, что хорошо скрывало мужскую одежду да воровской арсенал под ним. От облика королевы ночи осталась только память, что эта женщина может быть иной. Совсем другой.