Герои на все времена

Рейф беспокоился напрасно. Длинное лошадиное лицо мэра так и просияло радостью, когда они с Томален изложили свою выдумку — Рейф чуть запинаясь, госпожа Эссили — куда более складно. Все-таки Рейфу ложь давалась с трудом. Замкнутый не столько по натуре своей, сколько по долголетней привычке, молчать он умел очень хорошо, а вот врать — плохо. Хуже, чем даже Томален, которая лгать явно не любила — но все-таки умела. Однако неумение врать сослужило Рейфу хорошую службу. Все его заминки, недоговорки и даже румянец стыда на щеках сделали представление окончательно естественным: а кому бы на месте Рейфа, будь эта дикая история правдой, не было стыдно! Изнемогающий от неловкости Рейф был донельзя убедителен.

Вымышленная второпях история, по мнению Рейфа, изобиловала прорехами — но мэр их не заметил. Законник до мозга костей, он нипочем не совершил бы ничего противоправного. Однако он был не только законником, но и просто умным человеком и любил свой город. Госпожа Эссили и мэтр Эррам предлагали ему вполне законный выход. Да и как не поверить, если артефакт-индикатор на Смотровой башне уже не просто весь насквозь синий — его уже в лиловый повело, алые нити в нем все отчетливее… тут не только в остолопа-мага и спохватившуюся тещу, тут в круглые квадраты и в соленый сахар поверишь с отчаяния!

А главное — как не поверить госпоже Томален Эссили, как не поверить Мален Арант! Мэр ведь ее и в самом деле узнал. Не сразу, конечно, — годы все-таки меняют человека. Много ли осталось во вдове Эссили от юной и прелестной барышни Арант? Может, не так и много — но достаточно, чтобы мэр узнал эту давно канувшую в прошлое девочку во вдове, как только та назвала себя. Он так и ахнул — и поверил в ее выдумку. Поверил незамедлительно. Хоть Аранты и старались скрыть семейную беду, но в городе все равно знали, что Мален выскочила за сущего проходимца. Трудно ли поверить, что дочка Томален удалась в мать и тоже возжаждала романтики — а сама Томален с перепугу попыталась избавить ее от повторения своей судьбы, даже не приглядевшись толком к жениху?

Совсем даже нетрудно…

Возможно, для вступления Щита Города в должность и существует какая-то церемония, но сейчас на нее не было времени. Каждая лишняя минута, отданная экивокам и расшаркиваниям, была бы отнята у Рейфа — а ведь это только кажется, что минут много и тратить их можно щедро и беспечно: если окажется, что для спасения города не хватило единственной минуты, бездумно потраченной на ерунду, что ты ответишь перед смертью своей совести? Нет, мэр и мгновения лишнего не стал терять впустую. Едва только из слов Рейфа и Томален воспоследовало, что мэтр Эррам неведомо для себя, оказывается, все-таки женат, как мэр, даже не дослушав их полностью, принялся рыться в ящиках своего массивного, как старинная галера, стола. Он отыскал в недрах этого чудовищного сооружения небольшую шкатулку с казенной печатью, с хрустом сломал печать, открыл шкатулку и достал оттуда невзрачный розовато-серый камень на шнурке. Это был магический ключ к зачарованному ящику с бумагами покойного Оллави. Без него никакое искусство взломщика и никакая на свете магия не могли бы открыть ящик — разве только уничтожить.

Рейф нагнул голову, и мэр надел ему на шею ключ-талисман, принадлежащий теперь магу по праву как Щиту Меллы.

— Удачи вам, мэтр Эррам, — только и сказал мэр.

Вот и вся церемония.

А нужна ли какая-то другая?

— Просто поверить не могу… — покачал головой Рейф, когда они с новоявленной тещей вышли из ратуши. — Все получилось.

Народу на улицах по раннему времени было немного. Недавняя ночная прохлада почти уже не ощущалась. Утро выдалось теплым, день обещал быть жарким.

— И дальше все получится, — ободряюще улыбнулась ему Томален.

— А вот это мне совсем уж трудно представить, — ответил Рейф. — Не могу же я всю жизнь прожить раздельно с женой — рано или поздно ее придется предъявить. И что мы тогда скажем?

— А тогда ты как женился, так и овдовеешь, — ровным голосом сказала Томален.

Слишком ровным.

Рейф, ну кто же тебя за язык тянул!

Это же как надо было одичать за годы полудобровольного одиночества, чтобы не понимать самых простых вещей! Ну кем надо быть, чтобы не понять, как бы хотелось Томален Эссили, чтобы ты и в самом деле был ее зятем — потому что Линни, ее Линни тогда была бы жива? Линни, которая так и не успела вырасти… Рейфу на миг показалось, что рядом с ними третьей идет несбывшаяся девушка, выдуманная его любовь, которой не было…

— А если найдешь себе девушку по сердцу, я назову ее своей приемной дочерью — и скажу, что о приемной я и говорила, а не о родной… имени Линни я мэру сейчас не называла, — помолчав, добавила Томален.

Она и в самом деле ни разу не назвала Линни по имени, вспомнил Рейф. Все время говорила «моя дочь» — но имени не называла. И Рейф не называл. Язык не повернулся.

Впрочем, а время ли сейчас думать о дальнейшей судьбе их выдумки на благо Меллы или их собственной участи? Сначала надо заняться участью самой Меллы, а уж потом думать, как им дальше выпутываться…