Герои на все времена

— Знаю, о чем пришли, — князь вытянул ладонь вперед, останавливая Филоктимона, — все знаю, не утруждай себя, отче. Невместно человеку идти против воли земли своей, невместно ношу свою на чужие плечи перекладывать, принимаю я венец Киев.

Громыхнуло — или охнуло в небесах? Или только тебе то слышно, окольничий? Тебе огнь небесный глянул в очи, тебе одному ветер взъерошил волосы, охладил виски? У тебя одного упал камень с души — или у всех? Ты один выдохнул — или вся Русь?

Потому что нашелся тот, что принял неподъемное? Встал тот, что, бондарному обручу подобный, скрепит распадающиеся, разбредающиеся досточки — русские кости? Что, покоробило? Бочка не понравилась, ни куполов тебе златоглавых, ни храмов белокаменных? Так ведь оно как выходит — бочка, она куда полезнее меча бывает. Не сберечь страну без меча, но и меч без бочки не прокормишь.

Встал князь, распрямил плечи, взялся за гуж. Неведомый раньше восторг сдавил окольничему горло, защипало глаза бабьей водой, и впервые в жизни Арсений Богунов не стыдился помокревших щек.

Есть государь на Руси. Прочен обруч бондарный. Встанем, выпрямимся, разогнемся. Сдюжим.

— Спасибо тебе, Степан Никитич, — прошептал окольничий, последний раз величая князя по-дружественному, по-родственному. — Спасибо тебе.

Алесь Куламеса ПОД БЕЛЫМИ КРЫЛАМИ

КРЕСТ

Они бежали цепью, след в след, скользя среди замшелых стволов бесшумными тенями. Отголоски доисторических времен, изначальные хозяева этих лесов. Остроконечные уши прижаты, глаза распахнуты, а носы жадно ловят запах.

Запах пищи. Там, впереди, ее много. Очень много. И ко всему — сейчас пища беззащитна.

Все живое спешило убраться с их пути подобру-поздорову, и только филины напутственно ухали с веток.

Из-под елей выныривали новые тени и присоединялись к стае.

Они бежали цепью. След в след.

* * *

Креста не было.

Простого четырехконечного креста, который с незапамятных времен высился на околице, отгоняя от деревни напасти и невзгоды. Такие кресты стояли на въездах во все Деревни северных земель Великого княжества Литовского. И у Любатыни стоял.

Вчера еще.

Ночная буря сорвала крыши на многих хатах, повалила немало деревьев и не пожалела крест. Сейчас он распластался в мокрой траве, похожий на подбитую птицу, и дождь наотмашь лупил по нему крупными каплями.

Проезжавший мимо Сымон, сын шляхтича-однодворца Карпа, не увидел лежащего креста — широкополая шляпа, надвинутая на глаза, закрывала лицо от дождя. Лишь мелькнуло у юноши смутное ощущение, что не хватает чего-то привычного и родного. Мелькнуло и исчезло, унесенное новым порывом холодного ветра. Сымона больше волновало, не случилось ли чего с отцом и родной хатой. Буря застала его в гостях у Хведара из Замошья, и поневоле всю ночь пришлось слушать завывания ветра в печной трубе. Едва рассвело, парень собрался в путь.

* * *

Первыми их заметили аисты, жившие над хатой одноногого Михны, любатынского старосты. Они заклекотали тревожно, закружились над хатой, будто надеялись белыми крыльями прикрыть дом от приближающейся беды.

Михна, столярничавший во дворе, отложил пилу и глянул в сторону леса. Глянул — и обмер. По едва-едва зазеленевшему полю вприпрыжку неслись мохнатые серые тени.

Не люди.

Не волки.

Волколаки.

— Беда! — истошный вопль рванул воздух над деревней. — Беда, люди!

Враз всполошились собаки, до того словно спавшие. Бешеное, взахлеб, брехание заметалось между хатами, ударяясь о стены и заборы. Спустя мгновение взвился многоголосый бабий вой и детский плач. А за ними — яростная ругань мужиков.

Михне в бойне под Грюнвальдом отсекли ногу по колено, и жив он остался лишь благодаря хладнокровию и выдержке. И сейчас он не позволил себе заробеть — подхватил с земли топор и быстро заковылял к хлеву. Рывком распахнул дверь, ухватил свинью за ухо и выволок визжащее животное наружу. Пусть пропадает! Люди важнее!

В соседнем дворе с крыльца скатилась перепуганная Ганна, держа на руках плачущего Янака. За ней выскочил хозяин — Зьмицер, с вилами наперевес. Его глаза безумно шарили по двору.

— Выгоняй свиней! — крикнул староста. — И к амбару! Бегом!!!

Сосед рванулся к хлеву. Раздался истошный визг, и на двор выскочили два кабана. Зьмицер безжалостно тыкал их вилами. Хорошо! Кровь привлечет волколаков.

Зьмицер несколькими прыжками догнал жену, выхватил у нее сына и, крепко держа Ганну за руку, помчался к амбару. Любатыньцы возвели его совсем недавно, на толоке — всем миром. Сложили из крепких бревен, глиной обмазали, крышу черепичную сделали — и зерно хранить можно, и в годину лихую укрыться.

Из дворов выскакивали люди, и Зьмицер, божась и ругаясь, гнал всех к амбару.

Михна оглянулся — волколаки достигли плетней, отделявших огороды от поля, а трое самых прытких уже были в его дворе. Коротко порыкивая, двое погнались за удирающей свиньей. Третий, вытянув когтистые лапы, ринулся к старосте.